В любви и на войне - Лиз Тренау

Элис проснулась оттого, что ее тошнило и во рту пересохло. Желудок сводило спазмами. Она обнаружила, что лежит на кровати, полностью одетая и даже в ботинках. Солнечный свет тоненькими полосками лился сквозь планки ставней.

Из-за двери донесся голос Руби:

– Ты идешь на завтрак? Мы в десять встречаемся с капелланом, помнишь?

– Спускайся вниз. Я буду через пятнадцать минут, – через силу выговорила Элис. От напряжения в голове пульсировала боль. Который час?

Даниэль уговорил ее закончить вечер бренди – напитком, который она почти никогда не пила. К тому же им подали, как ей показалось, двойную дозу, хотя это трудно было определить в огромных бокалах размером с теннисный мяч. До этого она уже выпила два бокала красного вина за обедом, а после, за ужином с Руби, выпила виски. Потом он настоял, что они должны попробовать бельгийское пиво, очень вкусное, которое, хоть и было довольно светлым, оказалось крепким.

После этого коньяк показался сладким и вкусным, он приятно согревал горло и желудок. Они заказали еще. К этому времени они остались в баре одни, не считая Мориса, который шумно мыл посуду в подсобке за барной стойкой.

– Мне пора спать, – Элис казалось, что ее язык не вмещается во рту.

Только когда она встала и обнаружила, что голова кружится как волчок, то поняла, насколько сильно перебрала спиртного. Она так наслаждалась возможностью снова быть рядом с Даниэлем, говорить с ним о чем-то серьезном или просто беззаботно шутить – она уже много лет так не смеялась, – что совсем не заметила, как перестаралась с алкоголем.

– Ух ты! – Она почувствовала, как его рука удерживает ее и направляет в сторону двери.

– Давай выйдем на свежий воздух. Это поможет голове проясниться.

Они повернули за угол в тень, и, прежде чем она смогла понять, что происходит, он обхватил ее лицо ладонями, так глубоко заглядывая в глаза, словно она была для него заветным сокровищем. Затем притянул ее к себе и накрыл губами ее рот. Несколько коротких, восхитительных мгновений она отвечала на поцелуй, ее губы открылись, желание пробежало по всему телу.

И в этот момент они услышали свирепый лай, обернулись и увидели собаку, несущуюся по площади прямо к ним: худой облезлый пес размером с волка, с оскаленными клыками.

– Черт возьми, он собирается напасть, – крикнула Элис.

Даниэль смело шагнул навстречу твари, размахивая руками и громко выкрикивая французские проклятия. Элис могла только наблюдать. У нее подогнулись колени от облегчения, когда она увидела, что пес, рыча, развернулся и потрусил обратно через площадь.

– Так на чем мы остановились? – прошептал Даниэль, возвращаясь к подруге.

Ее сердце все еще бешено колотилось от шока, и она потянулась навстречу к нему, словно в поисках утешения. Но уже через несколько секунд, когда он пальцем мягко поднял ее лицо, чтобы поцеловать, Элис отстранилась.

– Мы оба пожалеем об этом, Даниэль.

– Я бы жалеть не стал. – Он легко, едва касаясь, погладил ее по щеке, прежде чем отпустить ее.

– Было замечательно увидеть тебя снова, – сказала она.

– И мне тебя тоже, – прошептал он. – Несмотря ни на что.

Они попрощались у дверей отеля, и она, шатаясь и крепко держась за перила, поднялась по лестнице. У двери своей комнаты она попыталась отпереть дверь; когда у нее несколько раз подряд не получилось попасть в замочную скважину, она захихикала и пробормотала сама себе: «Соберись, детка!»

Наконец ей удалось открыть дверь и она тотчас упала на кровать.

* * *

Теперь, когда она села в кровати и жадно выпила стакан воды, прислушиваясь к звукам гостиницы и вдыхая восхитительный аромат кофе, доносившийся из кухни, она чувствовала себя опустошенной. Даниэль пообещал выполнить ее просьбу и попросить помощи местных властей, но считал, что это мало что даст.

– Элис, дорогая, тут столько народу полегло без всяких могил! – сказал он. – Ты должна трезво смотреть на вещи. – Он ни словом не обмолвился об их дальнейших встречах.

Слава богу, она не потеряла голову прошлой ночью. И все же, как ни старалась, не могла избавиться от мысли, что лишила себя чего-то особенного. Будет ли она сожалеть всю оставшуюся жизнь? Будь здесь с ней Джулия, они бы проговорили до глубокой ночи, взвешивая все плюсы и минусы. Но здесь у нее была только Руби, и она уже знала, что та думает.

* * *

– Извини, что задержалась. Рада, что ты не стала меня ждать.

– Я тоже, – ответила Руби. Она не улыбалась.

«Думаю, я этого заслуживаю».

Элис заказала кофе и большой стакан воды.

«Она ясно дала понять вчера вечером, что не одобряет Даниэля. Хотя мне нет до этого никакого дела».

– Боюсь, я вчера слишком много выпила. Жизнь меня ничему не учит, – заметила американка. Намек на типично британскую самоиронию может разрядить обстановку.

Руби принялась складывать свою салфетку – слишком тщательно и сосредоточенно.

– Он показался довольно милым. Но вы так вели себя, будто в доме пожар.

«Черт возьми, еще одно странное английское изречение».

– Ну, ничего же такого не произошло, – возразила Элис. – И ни одного здания мы не подожгли.

Руби секунду поколебалась, а потом наконец улыбнулась.

– Вот и славно, – сказала она. – Иначе нас с барабанным боем выставили бы из города. У него есть какие-либо предложения о том, с кем ты можешь связаться здесь, в Хоппештадте?

Элис покачала головой:

– Он не очень меня обнадеживал. Сказал, что «Тэлбот-хаус» – наша единственная зацепка.

– Тогда нам следует поторопиться, – сказала Руби.

* * *

Преподобный Филипп Клейтон оправдал свое прозвище.

– Зовите меня Табби, как и все остальные, – сказал он и раскатисто захохотал.

Он был невысок, весьма плотен, со свободно болтающимися беспокойными руками, непомерно крупной головой и невинным выражением на лице. Однако мощная, выступающая вперед челюсть позволяла предположить, что он умеет добиваться своего, пуская в ход свое обаяние и твердую решимость.

В его одежде причудливым образом сочеталось церковное облачение и цивильная одежда. Белый воротничок священника и черная хлопчатобумажная сутана, под которой виднелись потертые коричневые штаны. Поверх этого он надел мешковатый твидовый пиджак с кожаными заплатами на локтях, в котором Элис узнала любимый фасон английских интеллектуалов.

В этом человеке чувствовалась с трудом сдерживаемая энергия, будто он постоянно рвался к осуществлению очередного проекта. И все же, когда он пришел на встречу с ними и Элис начала описывать свои поиски Сэма, он слушал так, что девушка буквально физически ощущала, насколько глубоко проникал он в ее рассказ, словно пробивающийся сквозь щель яркий луч света.