Запах гари - Вячеслав Воронов

— Что с ногой? Что, что с ногой? Ничего, вставай на одну. Я буду держать. Что ж ты не бежал… не успел… я же говорил тебе, звал!

— Кого ты звал, когда, я не слышал…

— Как не слышал, да ты что! Я не оставил бы тебя, нет! Нога перебита? Ничего не кричи, потерпи… ничего страшного… Да это ж только что плитой придавило. Раньше ничего… а только что! Этот вон подымал, я ж говорил — не тронь! Спасатели приедут, техника…

Он дотащил старика до травы, положил там и обернулся к Котилю, молча наблюдавшему за действом.

— Это ты плитой придавил! Целый он был, а вот только что…

— Она дальше упиралась, не могло такого быть, — сурово проговорил Котиль.

— Нет, не-е-ет, — протянул мужчина и потряс головой. — Кто ты вообще такой… гляньте, серый весь, странный…

Подошла женщина средних лет, в домашнем халате, вся в слезах, с потёками туши под глазами.

— Господи, что это, а? — заголосила она, перекрестившись. Взглянув на Котиля, она умолкла и перекрестилась снова. Подбежал мальчик лет пяти, громко заревел и вцепился женщине в халат. Старик на траве застонал, страдальчески глядя в небо.

— Конец света, не иначе! — возвестила женщина, крепко прижав голову ребёнка к бедру. — Серый человек… я слышала, говорили о нём! — она уже с явным страхом взглянула на Котиля и потащила ребенка от греха подальше. — Антихрист!.. — прошептала она, постоянно оборачиваясь и не переставая креститься.

— Я помочь хотел, — вызверился Котиль.

— Это из-за него всё! — уже смелее запричитала женщина, отойдя подальше, но в глазах её стоял ужас. — Наделал делов… а теперь помочь!

— Всем, всем поможем! — заорал вдруг Кащей, подходя и азартно потирая руки, — мы спасатели, сейчас будем завалы разбирать…

— Крысы! А-а-а! — закричала женщина, увидев прильнувших к обломкам тварей, и отбежала в сторону. — Что это, конец света, не иначе… антихрист, крысы! Не надо нам вашей помощи! С такой помощью… прямо к чертям в пекло и угодишь!

Котиль спустился с груды разбитых панелей и медленно пошёл вдоль развалин. К руинам соседнего дома подъехала пожарная машина, оглашая воздух звуками сирены. Там, где раньше был первый подъезд, над грудами подымался густой дым, из завалов местами выбивались языки пламени. Котиль пошел туда, чувствуя, что крысы, стараясь меньше попадаться на глаза, следуют за ним. Сколько их, интересно? Сотня, тысяча? И чего хотят?

Натура Котиля раздвоилась, и это странное раздвоение, он чувствовал, сейчас было некстати. Он знал, хотя и не хотел в этом признаваться, чего хотят крысы, по крайней мере те из них, что были крупнее и темнее цветом. Он чувствовал — они с ним одной крови. Они серые, как и он, для жизни им, как и ему, нужны нужна грязь, дым пожарищ, тухлое мясо — всё то, что для обычных созданий, в первую очередь людей, смерть. А что же им, этим обычным людям, жизнь?

Они, переродившиеся крысы, подчинили и повели за собой рядовых обитателей подвалов. Теперь они собирают армию, чтобы отвоевать себе территорию, толику жизненного пространства в этом начавшем перерождаться мире. Они чувствуют в нём, сером человеке, вожака, потому что он умный, сильный и живучий. А умнее ли он этих бестий, осознающих всё на уровне чутья, сильнее ли бесчисленного множества неустрашимых воинов, более живуч ли он, чем эти гении выживания?

Он чувствовал некую ответственность перед хвостатой армией, семенящей вслед за ним. Он должен вести их, он не может не оправдать их ожиданий. Всё это словно внушала ему серая масса с блестевшими глазами, гипнотизируя его, и противостоять этому гипнозу было нелегко. Вместо людей, отвергших его, он обрёл поддержку подвальных тварей, вместо семьи, оттолкнувшей его, он породнился с крысами!

Он шёл к дымившим развалинам. Огня уже не было видно, он бушевал где-то внутри того, что совсем недавно было человеческим жильем. Подойдя к пожарным, которые неуклюже разворачивали рукав, он схватил его и одним движением разорвал грубую ткань. На него заорали, подскочили, хотели ударить, но, увидев его серое, с застывшей маской ярости лицо, не осмелились. Неспешно он поднялся по развалинам до того места, где из камней валил дым, уселся прямо в его клубах, как на троне мира, и стал глубоко дышать. Что с того, что он теряет месяцы, может быть, годы жизни, вдыхая дым! Он живет сегодня, сейчас; разве нужна ему, такому, старость! Разве будут у него внуки, которым он станет рассказывать всякую чушь о давно ушедших временах, событиях и переживаниях, которые у новых поколений вызывают только насмешку! Разве нужны ему унижающие болезни, вечная кашка для беззубого рта, вся эта никчемная тягомотина загнивания, нищенски обеспеченная долгим рабским трудом! Воистину, всё, что ни делается — к лучшему.

Он чувствовал, что надо набираться сил на сегодняшний день. Город нефтяников, проклятый город, объект его до сих пор бессильной ярости, но и привязанности тоже, разрушен. Буровая, раковой опухолью разросшаяся в тайге, сожжена. В этом обвиняют его. Он ничего уже не докажет, ничего, потому что его не станут даже слушать — рабам правда не нужна. Единственным их желанием есть покорность руке дающего, руке хозяина.

Набирайся сил, воин тьмы, повелитель подвальных чудовищ! Его армия с ним, притихла где-то неподалёку, среди обломков бетонных плит. Лишь вожаки, одной с ним крови, прилегли рядом, вдыхая благодатный дым пожарища. Он увидел двоих уголовников, беспокойно оглядывавшихся, в нелепых одеждах. Они присели с краю развалин, ожидая его, привязавшись к нему, тоже признав его власть, требуя его участия.

Он вспомнил о жене, и сердце его наполнилось болью. Выжила ли она после землетрясения? Институт был старым, ещё советской постройки, добротной кирпичной кладки. Если блочные дома, возводимые в спешке, в режиме экономии, при неизменном воровстве разрушились не полностью — то кирпичный дом должен был выстоять. Должен! Хорошо, что её не было дома.

Его жена, его нерождённый ребенок. Он подумал, что «эти твари» теперь пойдут на всё что угодно. Их и раньше мало что сдерживало, теперь же природными катаклизмами можно оправдать любое количество трупов, любое количество уродов, выращенных в лабораториях, любое вмешательство в сокровенные механизмы природы. Ему следовало поспешить.

Ещё раз глубоко вдохнув горько — сладкого дыма, он увидел, как из-за угла выдержавшего сотрясения земли дома выкатил военный «Уазик». Он остановился у пожарной машины, из него высыпали офицер и двое солдат, вооружённых автоматами. Один из пожарных, неуклюже переставляя ноги в тяжелых ботинках, подошел к ним и стал что-то возбуждённо твердить, показывая рукой в сторону Котиля.

— Эй! — заорал офицер, обернувшись к нему, — иди сюда!

Котиль послушно поднялся и стал спускаться. Крысы, ловко перепрыгивая с камня на камень, по-прежнему стараясь прятаться, в некотором удалении бесшумно последовали за ним. Уголовники, сидевшие на камнях, подозрительно покосились на военных, поднялись и стали неспешно, стараясь не привлекать внимания, семенить в сторону.

— Документы! — скомандовал офицер, расстегнув кобуру пистолета.