Обойма ненависти - Алексей Макеев

Примерно в такой витиеватой форме беседа продолжалась около двух часов. Гуров ужасно устал придуриваться, а Алина, казалось, наслаждалась истинно светской беседой с истинно светским полковником. Нашелся редкий человек, который ей так удачно подыгрывал.

Однако потуги бравого сыщика не оказались бесплодными. Запудрив Алине мозги светскими изысками, он втянул беседу в нужное ему русло и придал нужную окраску. И узнал, что Алина Стрельцова была одноклассницей Оксаны Филипповой, а в девичестве Бахиревой. В старших классах девушки были очень дружны, что сохранялось еще в течение нескольких лет после окончания школы. Потом они потерялись на некоторое время, а год назад снова встретились. И теперь поддерживали легкие приятельские отношения.

Алиночка была несказанно удивлена тем, что Оксана вышла замуж за Антона Филиппова. Собственно, Алина Антона почти не знала. Так, встречались несколько раз в компании у Лукьянова. А ведь Оксаночка тогда была влюблена в Михаила, но, видимо, с молодостью это прошло, и она нашла себе ровню в браке.

Гуров от неожиданности поперхнулся.

– Простите! В какого Михаила?

– Господи, полковник, что с вами? Вам нездоровится? Вы так бледны. Конечно же, в Михаила Лукьянова. Мы все в него были в той или иной мере влюблены. Но счастье выпало Александре – не помню уж, откуда он тогда ее привел.

Сыщик ударился в философию, которая собеседница тут же признала чисто солдафонской. Ну как можно так узко судить о девичьей влюбленности? Оказалось, что таковая ничего общего с юношеской не имеет. Девичья гораздо тоньше, нежнее и оставляет более трепетные воспоминания. Даже само ее проявление выглядит особенно. Оксаночка даже травилась таблетками и, кажется, лежала в неврологии, хотя точно Алиночка не помнила. Сейчас, конечно же, все прошло, и Оксаночка остыла к Михаилу. Она даже отзываться о нем стала пренебрежительно. Не исключено, что этот мужлан-художник Антон все же оказался натурой более тонкой и нежной, чем выросший в чиновника и огрубевший Михаил.

Растирая рукой онемевшее от кривлянья лицо, Гуров сел в машину и тут же набрал по мобильному телефону Крячко. Не вдаваясь в подробности, он приказал найти Сузикова и собраться всем на Петровке.

– Что случилось, Лев Иванович? – внимательно глядя на Гурова, поинтересовался Крячко, когда все собрались в кабинете капитана в МУРе.

– Не могу сформулировать, – ответил Гуров угрюмо. – И не приставайте ко мне. Будет идея у меня оформлена, поделюсь. Не хочу позориться, если ошибаюсь. А по поводу интуиции распинаться бесполезно. Стас, ты настаивал на прочесывании местности в районе поселка?

– Это не я, это Никита настаивал.

– Все равно. Даю карт-бланш. Подумай, сколько и каких сил тебе нужно, звонок или письмо от Петра организуем, и вперед. Только с одним условием. По окончании прочесывания ты должен быть на сто двадцать процентов уверен, что пистолета там не выбрасывали.

– Ах, мы все-таки пистолет будем искать?

– Нет, презервативы использованные, – огрызнулся Гуров. – Ты, капитан, займешься другим делом. Постарайся поднять все немногое, что связано с нашим киллером. Не в пустыне же он родился! Все о его жизни в Подольске, о всех контактах – особенно о тех, которые ведут в Москву. Понимаю, что работа предстоит адская, поэтому сразу скажи, если будет нужна помощь. Отдельно веди параллельную линию по связям Павла Сенина.

– По Сенину мы, кажется, все отработали, – напомнил Сузиков.

– Хрен мы все по нему отработали! Мы и десятой доли не знаем о его связях. Меня особенно интересует его общение в богемной среде. По контактам в среде власть имущих и богатых коллекционеров пока не дергайся, там мы в самом деле выжали все, что можно. А вот побеседовать со всеми художниками, экспертами, заметными ценителями, владельцами и менеджерами выставочных площадей, магазинов, салонов придется, и довольно плотно. И еще, Никита, у вас тут стажеров еще не забрали?

– Нет, им еще полтора месяца у нас тереться.

– Ну и отлично. Этот этап розыска мы назовем условно «Точка экстремума», – неожиданно сказал Гуров в пространство и как-то странно хмыкнул.

– Красиво! – оценил Крячко. – Главное, загадочно. Ты случайно детективными романами не начал баловаться?

Гуров проигнорировал реплику и повернулся к капитану Сузикову.

– Дай-ка мне трубку внутреннего. Хотя нет, сам зайду. Твой шеф на месте?

* * *

– Антоша, ты еще не переоделся? – удивленно спросила Оксана, увидев, что ее муж по-прежнему работает в своей мастерской. – Антон, это нехорошо! И Михаил с Сашей обидятся.

– Перестань меня дергать, – буркнул Филиппов, не поворачивая головы. – Вбила себе в голову, что нас там ждут. Гости дорогие!

– Антон, как ты можешь? Михаил твой друг, с самой школы. Это ты вбил себе в голову, что, став чиновником, он очень сильно к тебе изменился.

– Он не изменился, он просто давно уже меня не замечает.

– Антоша, милый, не говори так. Я же все знаю! Мы с Сашенькой близкие подруги…

– Вот и иди к своей Сашеньке! Одна! – взорвался Антон и швырнул кисти. – Чего ты от меня хочешь?

– Элементарной благодарности к Михаилу. Ты забыл, сколько раз он тебе подыскивал работу, знакомил с нужными людьми, сколько раз он о тебе говорил в определенных кругах… Тебя же никто бы так и не узнал, если бы не Михаил.

– Ах вот оно что! – разъяренно выкатил глаза Антон. – Оказывается, я тут ни при чем, мой талант тут ни при чем. Художник Филиппов тут ни при чем. Это, оказывается, заслуга Михаила Лукьянова. Это он выставлялся, это его приглашали в издательства для иллюстрации изданий, это его картины покупали… А я где в это время был, позволь узнать? Может, меня совсем не существует?

– Антоша, – кинулась мужу на шею Оксана; шепча ему на ухо, она гладила его по шее, голове, плечам, спине. – Антоша, ну что ты, глупый? Я же совсем не о том. Ты, ты художник, тобой восхищаются, тебя ценят и обсуждают, твои картины покупают. Я ведь и полюбила тебя, и вышла за тебя замуж только потому, что разглядела в тебе то, чего остальные не видят. Прости меня, миленький, если я не так сказала. Глупая я, но я же люблю тебя, стараюсь для тебя… И Миша для тебя всегда старался, просто видимость такая, что ты ему неинтересен. Но он ведь сильно занят все время. И работа, и бизнес… Ты не представляешь, как ему приятно, когда ты приходишь. Мне Сашенька рассказывает все время, как он за тебя переживает. Ты ведь у него единственный друг, с детства, а такое не проходит никогда. Он очень болезненно переживает, что ты отстраняешься, будто не уважаешь его. Очень ему больно, понимаешь? А Сашенька, она ведь врать не будет. Ну, иди ко мне, поцелуй меня, мой миленький. Нет… не здесь, ниже… еще ниже… я хочу тебя…

– Стерва, Оксанка… что ты со мной делаешь…

Антон лежал лицом вниз, положив руку на обнаженную грудь тяжело дышавшей Оксаны. Сердце, как всегда, колотилось в его груди. И, как всегда после секса с женой, у него в душе боролись два чувства: чувство сексуального удовлетворения и какой-то мерзкий осадок. На самом дне.