Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

король Франции. Три­ста рыцарей, отобранных маршалами, углубились в про­ход между живыми изгородями; но стоило им начать взбираться на холм, как лучники, засевшие в засаду за изгородями, где их не могли достать ни копья, ни мечи латников, принялись изрешечивать людей и лошадей своими длинными стрелами; жестоко израненные лошади либо падали под своими наездниками, либо вставали на дыбы и опрокидывали их на землю. Рыцари не могли более двигаться вперед, ибо трупы людей и лошадей пре­граждали им дорогу, но они не могли двигаться и назад. Некоторые из них, имевшие лучших лошадей, сделали усилие и преодолели препятствие; к несчастью, после этого они оказались не перед боевым порядком Черного Принца, а перед новой цепью лучников, стрелявших им в лицо, после того как другие лучники обстреляли их с флангов.

И вот тогда, дабы исполнить свой обет, Джеймс Одли прошел через строй лучников и со своими четырьмя ору­женосцами ударил с фронта монсеньора Арно д'Одрема, одного из двух маршалов Франции, командовавших этим штурмом (другим был мессир Жан де Клермон).

Первым же ударом меча Джеймс Одли сразил Арно д'Одрема; но бретонский дворянин не остановился для того, чтобы взять его в плен: оставив эту заботу другим, он удовлетворился тем, что продолжал наносить удары, ранить и убивать.

Лишь пятьдесят или шестьдесят из трехсот рыцарей, углубившихся в проход между изгородями, появились снова у его края, в беспорядке ринулись на латников, следовавших позади них в пешем строю, и внесли бес­порядок в их ряды своими обезумевшими от боли лошадьми.

То была рать герцога Нормандского, поскольку она шла первой, и именно на нее были опрокинуты оба мар­шала и их закованные в броню рыцари.

Одновременно в эту беспорядочную толпу врезался английский конный отряд, на всем скаку спустившийся с холма и ударивший ту же самую рать с фланга.

Латники герцога Нормандского не смогли выдержать этого двойного натиска с фронта и фланга, растерялись и обратились в бегство — но не те, что находились впе­реди, ибо для них это было невозможно, настолько они были зажаты со всех сторон, а те, что находились позади.

Находясь на вершине холма, Черный Принц увидел это смятение и крикнул всем тем, кто стоял рядом с ним и спешился, чтобы перевести дух:

— По коням, сеньоры! По коням!

По этому приказу все они вскочили на коней, крича: «Святой Георгий и Гиень!», и крик их был таким мощ­ным, что его услышали воины из рати герцога Норманд­ского и пришли от этого в еще большее смятение.

В эту минуту английский рыцарь мессир Джон Чандос приблизился к принцу и произнес:

— Сир! Сир! Идите вперед, и победа будет за нами! Бог за Англию, так поможем Богу! Бросимся туда, где будет самая жестокая схватка, ибо там будет и король Фран­ции; я его знаю: он не обратится в бегство и не выпустит из рук свой меч, если только не будет взят в плен или убит. Вы сказали, что сегодня будете истинным рыцарем, и вот настал миг сдержать свое слово.

— Так по седлам, Джон! — отвечал принц. — И вы уви­дите, что с этой минуты я буду идти только вперед и, обещаю вам, не сделаю ни шагу назад.

Затем он обратился к своему знаменосцу:

— Во имя Господа и святого Георгия знамена вперед!

Рыцарь, державший в руках стяг, повиновался и дви­нулся вперед, а за ним последовала вся рать принца, тогда как впереди него самого шли грозные лучники: они двигались медленно, шаг за шагом, однако, как и принц, никогда не отступали и прямо на ходу осыпали францу­зов тучами стрел, летевших, словно густой град.

Вероятно, великий и добрый пример, поданный коман­дирами, заставил бы нашу первую рать держаться дольше и тверже, но, как уже было сказано, ею командовал гер­цог Нормандский, который позднее будет зваться Кар­лом Мудрым. Так вот, будущий Карл Мудрый рассудил, что благоразумнее будет бежать, и, не дожидаясь нового удара, которым угрожал ему принц Уэльский, он вместе с двумя своими братьями — теми, что позднее станут герцогами Анжуйским и Беррийским, — выбрался из места схватки и, не разбирая дороги, бросился в сторону Пуатье.

Видя, что сын короля и его братья обратились в бег­ство, первая рать нарушила строй, и это было тем более простительно, что трое славных рыцарей, мессир Жан де Ланда, мессир Тибо де Водене и сеньор де Сен-Венан, воспитатели юных принцев, последовали за ними, забрав с собой восемьсот или девятьсот копейщиков.

Правда, когда герцог Нормандский счел себя в безо­пасности, он отправил обратно мессиров Жана де Ланда и Тибо де Водене, оставив подле себя и своих братьев лишь около двадцати копейщиков и сеньора де Сен- Венана, «который, — замечает Фруассар, — рассудил, что для него оберегать жизнь наследника короны столь же почетно, как и вернуться на поле боя[1]».

Король Иоанн, видевший, как рассеивается, словно дым, первое войско, находившееся под командованием его сына, и ценивший то, как рыцари умели пользоваться лошадьми, чтобы легче было бежать, — так вот, повто­ряем, король Иоанн, видя, как до второй рати, находи­вшейся под его командованием, начали мало-помалу долетать стрелы лучников, рассудил, что враг близко, и, не желая отступать сам и не желая, чтобы отступали его приближенные, приказал всем:

— Спешиться! Спешиться!

И он первым подал пример, сойдя со своей рослой белой лошади и отцепив от седла боевой топор — гроз­ное оружие в руках короля-дровосека.

Младший сын короля, Филипп, герцог Туренский, поступил так же и занял место рядом с отцом. Мальчик был вооружен лишь небольшим мечом, но топор короля Иоанна вполне мог защитить и отца, и сына.

Все всадники спешились и выстроились, но не вокруг короля, ибо король не желал, чтобы кто-либо оказался между ним и противником, а по обе стороны от него.

Меры предосторожности, предпринятые королем Иоанном, были небесполезными, хотя и таили в себе опасность. Вся масса растерянных людей, составлявших прежде первую рать и обратившихся в бегство, направи­лась в сторону Пуатье; однако Пуатье, даже не разобра­вшись, свои это или враги, начал с того, что закрыл перед ними ворота.

«И вот, — говорит Фруассар, — на дороге и у ворот скопилось такое ужасающее множество раненых и удру­ченных людей, что это невозможно представить, и фран­цузы сдавались в плен, как только они видели хоть одного англичанина».[2]

Однако король Иоанн и его воины стояли, словно кре­постная стена, и, словно в крепостной стене, англичане упорно пытались пробить брешь в их