Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

затем мало-помалу уменьшается, пока внезапно не рушится.

Лишь на седьмом или восьмом году жизни юного графа появилась возможность судить о его дарованиях.

Учился он хорошо и довольно легко, если только эти занятия касались воинских подвигов и рыцарства. В те времена немногие дворяне умели читать и писать; по всей вероятности, его дед Иоанн Бесстрашный не мог даже поставить свою подпись; г-н де Барант, обнаружи­вший его печать, не смог, несмотря на все свои изыска­ния, обнаружить его роспись.

В десять лет Карл умел читать и писать, а в особен­ности читал или заставлял читать ему легенды о подвигах Ланселота Озерного и Гавейна.

В двенадцать лет он взял в руки лук и вскоре стал уме­лым стрелком.

В пятнадцать он стал предаваться радостям охоты и чрезвычайно к ней пристрастился; особенно увлекала его охота на кабана. Когда кабан начинал защищаться от окруживших его собак, Карл требовал подать ему копье, метал его в зверя и почти всегда убивал его с первого раза.

Он любил также охотиться с ловчими птицами, но для него это было всего лишь развлечением, а не страстью, как охота на кабана, нравившаяся ему, впрочем, лишь из-за опасностей, которым он на ней подвергался.

Кроме того, он занимался чисто телесными упражне­ниями, и в шестнадцать лет мог победить в борьбе всех юношей своего возраста, точно так же, как в беге напе­регонки был одним из самых быстрых бегунов.

Одновременно с этим возрастало его пристрастие к внешнему великолепию; впрочем, в этом отношении он прошел хорошую школу. Он стремился носить роскош­ные одежды и находил удовольствие в торжественных выездах в сопровождении блестящей свиты оруженосцев и пажей; ему нравилось также слушать пение, но сам он не пел, ибо голос у него был фальшивый.

Для того, чтобы воспитывать его в детстве и настав­лять его в юности, были избраны барон д'Окси и сир де Розембо.

Наконец, он достиг восемнадцатилетия.

И тогда герцог, его отец, рассудил, что для молодого человека пришло время получить боевое крещение, и с этой целью приказал устроить турнир в Брюсселе.

Молодой граф де Шароле должен был стать его глав­ным участником, сражающимся против любого против­ника.

Однако в дело вмешалась герцогиня: бедная мать опа­салась, как бы с ее любимым сыном не случилось несча­стья.

Герцог настаивал на своем.

Тогда Изабелла потребовала, чтобы молодой граф хотя бы попробовал свои силы, прежде чем выйти на риста­лище.

Герцог огляделся вокруг и из всех окружавших его рыцарей выбрал Жака де Лалена как наиболее достой­ного преподать урок владения оружием наследнику Бур­гундского герцогства; все приветствовали этот выбор, говоря, что никогда еще столь великая честь не доверя­лась такому превосходному рыцарю.

Было решено, что урок владения оружием будет пре­подан молодому принцу в Брюссельском парке, в при­сутствии всего лишь нескольких человек.

Герцогиня попросила разрешения быть свидетелем этого учения.

Оба участника схватки, сидя верхом, появились в раз­ных концах аллеи, которой предстояло послужить им ристалищем; каждому из них вложили в руки по копью; затем по приказу герцога противники помчались навстречу друг другу.

Граф де Шароле сломал копье о щит сира де Лалена, который, тем не менее, продолжал крепко держаться в стременах.

Что же касается сира де Лалена, то он даже не задел графа де Шароле: его копье прошло над шлемом юного принца.

Герцог прекрасно понял, что бывалый рыцарь щадит его сына; он рассвирепел и крикнул сиру де Лалену:

— Сир де Лален, друг мой, я избрал вас для того, чтобы вы нападали на моего сына, а не щадили его! Если вы хотите действовать так и дальше, то уступите место кому- нибудь другому!

В то же самое время герцогиня, напротив, взглядом поблагодарила рыцаря.

Однако Жак де Лален послушался герцога. Принесли новые копья. Рыцарь и его молодой ученик снова помча­лись навстречу друг другу, и оба сломали копья.

На этот раз рыцаря побранила герцогиня, заявив, что он действовал с чрезмерной силой.

Были предприняты еще два или три испытания, и граф де Шароле выдержал их великолепно.

Так что герцог и герцогиня вернулись к себе как нельзя более довольные, ибо и он, и она говорили себе, что в день турнира граф проявит себя достойным своего имени.

И в самом деле, когда настал день турнира, юный принц, которого сопровождали его кузен граф Этампский, его молодые друзья Филипп де Круа, Жан де Ла Тремуйль, Шарль де Тернан и за которым следовали его наставники барон д'Окси и сир де Розембо, вышел на ристалище, устроенное на площади перед Брюссельской ратушей, и сломал одно за другим восемнадцать копий! Он был единодушно провозглашен победителем и полу­чил награду из рук дам.

Эта военная игра послужила прелюдией к более серьез­ной игре: в это время шла подготовка к походу против гентцев, и, когда вначале отец отказался предоставить ему командование войском, молодой принц поклялся святым Георгием — такова была его клятва: этот фран­цузский принц клялся именем английского святого, — так вот, повторяем, молодой граф поклялся святым Геор­гием, что, если его оставят в Дижоне или Брюсселе, он сбежит даже в одном камзоле и присоединится к своему сеньору, чтобы помочь ему отомстить мятежным поддан­ным.

Теперь несколько слов о мятеже гентцев.

II. ФЛАНДРСКИЙ ЛЕВ

Причины битв между подданными и государями отно­сятся к числу тех, какие историки всегда должны пытаться осветить как можно ярче.

Распря между гентцами и их сеньором имела давнюю историю: Филипп Добрый затаил на них злобу за то, что они покинули его во время осады Кале.

Когда взбунтовался Брюгге, герцог привел его к покор­ности и установил в нем свою деспотическую власть, менее всего беспокоясь о вольностях и привилегиях этого города. Им владело огромное желание довести Гент до такого же состояния, что и Брюгге, и беспрепятственно осуществлять там свою абсолютную власть.

Однако добрый герцог полагал главнейшей добродете­лью политика — великой добродетелью! — умение выжи­дать.

И потому он выжидал, но, выжидая, делал пробные шаги.

Так, в 1440 году он по собственной воле перевел в Куртре совет Фландрии, до того заседавший в Генте.

В 1448 году ему вздумалось ввести новый налог на соль.

Ипр и Брюгге повиновались беспрекословно. Гент пла­тить отказался.

Город