Во славу Отечества! - Евгений Белогорский

Инвалид успел полностью разрядить свой наган и выхватил из кармана второй, когда отбежавшие за пакгауз солдаты открыли нестройный ответный огонь. Неизвестный спаситель Покровского погиб, прихватив с собой шестерых «пламенных революционеров».

Тугой комок перекатился в горле Алексея от этих воспоминаний. Только благодаря помощи Наташи, курсистки из столицы, офицер смог безопасно пересидеть день и ночью покинуть столь негостеприимную станцию.

Появление на фронте генерала Корнилова Покровский встретил с восторгом, видя в нем совершенно нового генерала военного времени, значительно отличавшегося от всех генералов, виденных им ранее. Все офицеры-фронтовики считали за счастье служить в его знаменитой «Стальной дивизии», хотя генерал никому не делал никаких поблажек. Поэтому, когда генерал объявил, что необходимо навести порядок в Петрограде, очистив его от запасных полков, Покровский, ни минуты не колеблясь, отправился выполнять приказ своего главковерха.

Капитан нервно швырнул в ящик с песком погасшую папиросу и тут же закурил новую. Перед его глазами выросла другая картина, оставившая в его жизни не менее глубокую зарубку, чем предыдущая.

Станция, на которой застрял эшелон под командованием Покровского, идущий в направлении Петербурга, или демократического Петрограда, была совершенно не похожа на ту, где капитан чуть было не погиб. Но что-то совершенно неуловимое моментально напомнило офицеру о прошлом, едва он спрыгнул на землю с подножки поезда. Капитан только мазнул взглядом по красной стене пакгауза и моментально приготовился к всевозможным неприятностям, которые не замедлили проявиться во всей красе.

Едва только эшелон прибыл на станцию, как железнодорожники сначала загнали воинский эшелон на запасной путь, а затем, отцепив паровоз, угнали его в неизвестном направлении. Подобные действия были столь неожиданными для военных, что они вначале ничего не поняли, а когда спохватились, то было уже поздно.

Отправившийся за разъяснениями касательно подобных действий относительно их эшелона к начальнику станции, штабс-капитан Саблин получил дерзкий по содержанию и маловразумительный ответ. Полный торжественности и важности от всего происходящего, начальник станции сообщил, что, по личной просьбе премьер-министра Керенского, профсоюз железнодорожников принял решение не пропускать далее все воинские эшелоны, идущие с фронта на Петроград. Напрасно Саблин шумел и махал руками перед лицом несговорчивого собеседника. Тот стоял подобно гранитной скале, о которую разбивались все слова и доводы офицера. И чем больше он говорил, тем увереннее себя чувствовал новоявленный спаситель Отечества и демократических идеалов. Он в категорической форме отказал Саблину в возможности связаться как со Ставкой Корнилова, так и с генералом Крымовым, который, со слов железнодорожника, прочно застрял в Луге.

Неизвестно, чем бы закончилась их беседа, если бы в тот момент лихой телеграфист не принял срочную депешу из Питера, которую сразу же протянул начальнику станции. Тот прочел ее с видом Наполеона, и торжествующая улыбка озарила его лицо:

– Все воинские части, движущиеся на столицу по приказу Корнилова, объявлены мятежниками и подлежат немедленному разоружению. Любое неповиновение распоряжениям Временного правительства приравнивается к государственной измене, и будет караться по всей строгости военного времени.

Произнеся эту тираду, железнодорожник величественно бросил телеграфную ленту на стол и, наставительно стуча пальцем по дереву, изрек:

– В вашем распоряжении полчаса, господин штабс-капитан, после этого вы объявляетесь бунтовщиками, со всеми вытекающими из этого последствиями.

Все эти новости, вместе с приложенной змейкой телеграфной ленты, растерянный Саблин доложил Покровскому, у которого от злости заходили желваки и кровь бросилась в лицо. Капитан вновь почувствовал себя жалкой игрушкой в руках грязных политиков, во главе с «душкой» Керенским. Откуда-то неудержимо подуло холодным ветерком мартовских передряг, от одних воспоминаний о которых Покровский непроизвольно заскрипел зубами.

– Что будем делать, Алексей Михайлович? – с тревогой спросил Саблин, пытливо вглядываясь в лицо своего командира. Он не был трусом, за его спиной был целый год фронта, но стать в одно мгновение не по своей воле изменником родины штабс-капитан был не готов.

Покровский растерянно наматывал на кулак бумажную ленту со страшным известием, сосредоточенно думая о чём-то своем. Перед его глазами в один момент пронеслась вся его станционная одиссея во всех подробностях. Это, подобно запаху нашатырного спирта, враз привело офицера в чувство. Приняв окончательное решение, он энергично вскинул голову и твердо произнес:

– Что будем делать? Не знаю, как вы, а я собираюсь выполнять ранее полученный приказ. Из этой писульки господина Керенского следует только одно: крайне необходимо навести порядок в Петербурге и пересажать всю эту сволочь в Петропавловку.

– Но это предательство, господин капитан.

– Предательство, мой милый Сергей Борисович, бездумно выполнять все требования этой взбесившейся министерской камарильи, которые говорят одно, думают другое, а делают третье и при этом ни за что не отвечают. Оказывается, мы с вами их вчера неправильно поняли, когда грузились в вагоны по просьбе славного Александра Федоровича, который называл нас спасителями Отечества. А сегодня этими спасителями оказываются железнодорожники ВИКЖЕЛя[1], которым после случая с остановкой царского поезда можно всё! – Покровский яростно сплюнул под ноги и продолжил: – Эти тыловые крысы возомнили себя черт знает кем, получив данную писульку из Зимнего. Они предлагают нам сдаться, они, знающие, что такое фронт, только из газет да со слов всяких тыловых прощелыг, засевших на складах и рассуждающих о войне в кабаках и салонах. Кто! Скажите, кто будет нас разоружать в случае нашего неповиновения? Столичный гарнизон, который как черт ладана боится одного упоминания о фронте и в первую же неделю свободы добыл у Керенского охранную грамоту от отправки на фронт? Эти новые преторианцы русской демократии?

– Однако наступать на Петроград силами двух с половиной батальонов и одной артбатареи – это авантюра, Алексей Михайлович!

– А сидеть, подобно молодой девице, оказавшейся в интересном положении, и надеяться, что все рассосётся, – это не авантюра? Когда немцы взяли Ригу, и совершенно неизвестно, во что всё это выльется… Только из-за этого Лавр Георгиевич не смог лично возглавить этот поход. Будь он с нами, мне бы не пришлось приводить вас в чувство, как кисейную барышню.

– Господин капитан! – возмущенно воскликнул Саблин, но Покровский только недовольно махнул рукой.

– Я знаю вас как боевого офицера и только поэтому веду с вами эту беседу. Как командир эшелона, я полностью беру на себя всю ответственность за происходящее и прошу вас только об одном: четко и твердо выполнять все мои приказы. Вопросы есть?

– Никак нет, господин капитан!