Цена светлой крови - Михаил Ахманов

длиною в руку и мириады муравьев, пожиравших плоть шо-камов... Счастливая находка! Кость шла на всевозможные поделки, черепа считались экзотической диковиной, клыки и зубы - ювелирным материалом, но особенно ценилась чешуя, не уступавшая прочностью броне. Так что мореходы сперва разбили лагерь рядом с кладбищем, затем возникло поселение добытчиков и, наконец, городок на океанеком берегу. Сеннамиты, не отличавшиеся фантазией, назвали его Южным Куатом, а порт у залива Чиапа потерял приставку «че» и сделался Куатом Северным.

С течением лет оказалось, что в Куате превосходный климат, не жаркий, но и не холодный, воздух чист, прозрачен и полезен для здоровья, в горах есть целебные источники, а почва, если добавить к ней перегной из кухонных отбросов, рождает невиданной сочности дыни. И потянулся сюда всякий народ, кто на лечение Или отдых, кто желая заработать на богатых постояльцах; за городом разбили дынные плантации, воздвигли на холмах обсерваторию и клинику для престарелых, коим хотелось подольше прожить, открылись лавки и мастерские, кабачки и гостевые хоганы, док для ремонта судов и центр наблюдения за шо-камами. Проливу дали имя - разумеется, Шо-Кам, и гак же назвали многие другие заведения, от Банкирского Дома, ссужавшего деньги, до ювелирных лавок и харчевен. И хоть стоял Куат на краю света, хоть не имелось южнее ничего, кроме соленых вод и льдов на полюсе, однако был он не дыра дырой, а городом не хуже прочих. Правда, в столичных Листах Новостей о нем не писали и слышали о Куате немногие, а кто слышал, ошибался, думая, что говорится про Северный Куат, но жителей это не тревожило и гордость их не задевало. Сказано; не куатские дыни едут к человеку, а человек к дыням... К дыням, к целебному воздуху, спокойствию и тишине.

С набережной Ират и Джумин повернули на улицу Сагамора Арг-ап-Каны, что шла к холмам и площади. По обе ее стороны высились сосны с корявыми, прихотливо изогнутыми и перекрученными стволами; одна напоминала жреца в позе молитвы, с простертыми к небу руками-ветвями, другая - согнувшуюся старуху, третья и четвертая - неутомимых танцоров, что извиваются в бешеной пляске. Сосны росли здесь больше века, с тех пор, как заложили город; по их бугристой коре стекала смола, а у корней валялись сухие шишки. Подобно дыням и кладбищу шо-камов, сосны считались местной достопримечательностью - севернее таких деревьев не было.

Когда позади остались ювелирная мастерская Чиквары, здание Хогана Новостей и башня городской стражи, Ират спросил:

- Как здоровье твоего отца, Джумин? Возможно, воздух Куата был бы ему полезнее ханайского? Или помогли бы наши целебные воды?

- Плохо, - произнес Джумин, вздыхая, - плохо. Его болезнь не излечишь воздухом Куата, а целебные источники и в Хапае есть. Брат писал мне, что у отца опухоль в горле, и лучшие хирурги с ней не справились. Где бессилен нож, друг Ират, там не будет пользы от воды и воздуха.

Бритунец кивнул головой. Ему, целителю, не надо было объяснять, чем кончаются такие недуги, если уж дело дошло до ножа. Ират трудился в клинике Чечил Ку, разминал спины состоятельным клиентам, избавлял их от болен в суставах, поил отварами из трав, а при случае и сам мог взяться за скальпель. Труд не слишком романтичный, и потому он разделил увлечение Джумииа - они занимались тайной долгожительства.

Под порывом ветра заскрипели, застонали сосны, хлопнуло незатворенное окно.

- Я собирался отправиться в Хапай, повидать отца, - молвил Джумин, всматриваясь в темную шеренгу домов. - Собирался, но он запретил. Никлес, мой брат, пишет: не хочется отцу, чтобы я запомнил его старым и жалким, иссушенным болезнью...

- Тебя ничего здесь не держит, кроме воли родителя, - заметил Ират.

- Да, пока он жив. Сказано им: вернешься, если вспомнишь... Но я не вспомнил.

- Возможно, тебе помогли бы в другом месте? В Северной Федерации есть святилище Глас Грома, и слухи о нем идут чудесные.

- Я не верю в чудеса, Ират.

Приблизившись к площади, они миновали трехэтажный корпус Банкирского Дома «Шо-Кам», в котором служил Логр Кадиани, специалист по финанеам. В этом массивном каменном здании, где половина города хранила документы и деньги, а приезжие богачи - драгоценности, Джумин не был частым гостем. Однако дважды в год приходил, чтобы получить толстую плотную пачку кредиток с изображением правящего сагамора и сеннамитских символов, быка и башни. Деньги ему переводили из Ханая.

- Память пробуждают сильные чувства, - помолчав, сказал Ират. - Нет нужды ехать в этот северный храм или куда-то еще. Ты мог бы и здесь найти... гмм... подходящее лекарство.

- Что ты имеешь в виду?

- Женщин, мой дорогой, женщин! Тари Айкчу из Арсолана спрашивает о тебе всякий раз, когда принимает ванны... И еще эта рыжая девушка-иберка, и госпожа Цай Инкиди, и другие, кто отдыхает и лечится здесь. Не ведаю, как они узнали, что я твой друг... Но спрашивают, спрашивают!

Джумин молчал. Лицо его выглядело равнодушным, даже расслабленным. Казалось, внимание приезжих красавиц ему совсем не интересно.

- Ты сказал, что не веришь в чудеса, но так ли это? - молвил Ират. - Разве легенды о древних с а гам о ра х -дол гож ител я х не чудо? А ты им веришь... И разве не чудо потрясение любви?.. Возможно, Джу, этот опыт был бы тебе полезен. Ты излучаешь ауру, покоряющую женекие сердца, но за шесть лет, проведенных в Куате, не прикоснулся ни к одной женщине... Или я не прав?

- Прав, - отозвался Джумин. - Но ты говоришь не о любви, а о случайной прихоти, о мимолетной связи меж женщиной и мужчиной. Прости, Ират, но это не для меня. Временами мне чудится...

Он умолк, вслушиваясь в посвист ветра.

Целитель коснулся его руки.

- Чудится? Что?

- Что я любил женщину, прекраснее которой не было на свете. Будто бы любил... Но я не знаю, правда ли это или ложные воспоминания.

Они пересекли площадь, окруженную молчаливыми домами. Ветер трепал пестрые тенты у входов в кабачки, кое-где светились окна верхних этажей, и справа, у причальных мачт воздухолетов, сияло круглое око эммелитового прожектора. Площадь тянулась к холмистой гряде широким овальным языком, и посередине нее темнело каменное изваяние шо-кама - морской змей, приподняв верхнюю часть тулова и разинув клыкастую пасть, смотрел в небо навеки остановившимся взглядом. За ним, в дальнем конце площади, врезанные в склон холма ступени вели к большому изящному зданию в майясском стиле - клинике, которую содержал юкатскпй целитель Чечнл Ку. Здесь пути Джумина и Ирата расходились.

Они