Катья - Эмма Тополь

И вдруг я услышала шорох. Звук был осторожным и коротким. Как будто кто-то, крадучись, неуклюже шагнул или встал с кресла. И снова тишина, только сверху все еще доносилась музыка. Меня не покидало чувство, что здесь есть кто-то кроме меня.

Шорох повторился, но уже ближе.

Я продолжала лежать в той же позе. Мне снова стало страшно. Захотелось вскочить, заорать: «Кто там?», но я не двигалась.

«Надо что-то делать, – лихорадочно думала я. – Нельзя покорно лежать и ждать, пока тебе дадут по башке».

Но я ничего не могла придумать, кроме как притворяться спящей: может быть, тогда меня оставят в покое и уйдут. Я даже закрыла глаза, хотя понимала, что лицо мое находится в тени и вряд ли можно что-либо разглядеть, пока не подойдешь совсем близко.

Я уже четко слышала, что ко мне кто-то подкрадывается.

Дэвид. Это был он.

То ли потому, что я лежала, а он стоял, то ли потому, что в комнате было темно, но его фигура в спущенных, по последней моде, широких джинсах и полурасстегнутой рубашке казалась огромной. Мне хотелось крикнуть ему что-то грубое, заставить убраться отсюда, но я почему-то молчала и только завороженно вглядывалась в надвигающуюся на меня темную махину.

Дэвид шел медленно. Шагнет, остановится. Еще шаг – ждет несколько секунд, вероятно, проверяет, проснулась я или нет, – и движется дальше. Мне уже не так страшно, хотя сердце по-прежнему часто колотится. И вдруг я поняла, что он напуган не меньше меня.

Дэвид уже настолько приблизился ко мне, что я могу разглядеть его лицо. Какое странное выражение. Когда он исподтишка подглядывал за мной, смотрел точно так же. Это был любопытный жесткий взгляд взрослого мужчины.

Почему он так долго стоит, почему не подходит ближе? Что собирается делать? Хочет ударить? Навалиться с подушкой на лицо, чтобы задушить? Но тогда надо будет вскочить до того, как он приблизится.

И вдруг проносится мысль: хорошо, если он на меня нападет, тогда у меня появится против него козырь, и посмотрим, кто после этого будет жаловаться Ларри...

Я лежу в той же позе, что и спала – на спине, вытянув во всю длину ноги. Лучше всего сразу перевернуться на бок и скатиться на пол. Это, во-первых, будет для него неожиданно, что всегда хорошо в нападении. А во-вторых, скатывание требует меньше усилий, чем попытка подняться во весь рост из лежачего положения...

Словно электрический разряд отзывается в моем теле его прикосновение. Последних шагов мальчишки я почему-то не слышала и не почувствовала, когда он ко мне приблизился настолько, что смог коснуться рукой.

Что он делает? Нет, это невозможно!

Дэвид не двигается, а я от неожиданности открыла глаза и смотрю на его склоненный профиль. Он стоит на коленях довольно близко от меня, тем не менее ему приходится тянуться, чтобы достать. Он не видит, что я проснулась.

Его пальцы на моей груди дрожат. Мне становится жаль его, но я не знаю, что делать. Оттолкнуть руку, заорать или наоборот – попытаться, не испугав, помириться и обратить все в шутку. Хотя, кто знает, что у него на уме.

Рука Дэвида слегка шевельнулась, жесткие пальцы сжали мою грудь, затем, словно ослабев, отпустили. И снова сжали.

Мне больно, но я не двигаюсь. Я никак не могу сообразить, что делать.

Чтобы не испугать его, закрываю глаза. Смешно, мальчишка так же предсказуем, как любой другой представитель его пола. Вот тебе и ненависть! А я боялась!

Он, осторожно придвинувшись, уже двумя руками водит по моей груди и при этом так дрожит, что мне становится смешно. Бедняга! Наверняка в первый раз прикоснулся к женщине.

Я открываю глаза и наталкиваюсь на его настороженный и испуганный взгляд. Он на секунду застывает с руками на моей груди, затем резко подскакивает и убегает.

Я взрываюсь от хохота. Понимаю, что он меня слышит, но ничего не могу с собой поделать.

По-моему, слухи о юношеской красоте сильно преувеличены. А скорее всего придуманы стареющим педофилом.

Я не люблю мальчиков, а тем более подростков. Ничего, кроме физического отвращения, прыщавые юнцы во мне не вызывают, я уверена, что они редко принимают душ и усиленно занимаются онанизмом.

За следующие два дня после происшествия в гостиной мы с Дэвидом не сказали друг другу ни слова. В тот же вечер я уехала к подруге Маргарет и осталась у нее ночевать. На следующий день я вернулась с рабочим из соседней мастерской. Он поставил замок на дверь в моей спальне, и, как только закончил, я тут же снова уехала. Полуфабрикатов в доме было полно, мальчишка привык у себя в Сан-Франциско все разогревать в микроволновке сам, и по закону дети в его возрасте уже могли оставаться одни, без присмотра взрослых. Моя совесть была чиста, а если Ларри чем-то недоволен, пусть приезжает и сам разбирается со своим сынком!

Я встретилась со Стивом в номере гостиницы «Холидей Инн» на окружной дороге, в часе езды от Ньютона. Нестерпимо пахло хлоркой. Здесь недавно убирали и, похоже, после этого не проветрили. Резкий запах моющих средств разъедал глаза, в горле першило. В коридоре, совсем близко, был слышен звук работающего пылесоса, доносились голоса уборщиц, переговаривающихся из разных комнат. Что-то передвигалось, падало, шумело – словом, раздражало и не давало сосредоточиться.

Стив уже который раз начинал хорошо изученный путь. Языком скользил по моей груди, мелким и глубоким ложбинкам вокруг, размеренно двигался вниз к животу, еще ниже... Рукой медленно раздвигал сдвинутые ноги, игриво, словно по клавишам, пробегал пальцами по взлохмаченному бугорку между ними и снова языком настойчиво прокладывал себе путь по самым затаенным дорожкам, не пропуская ничего.

Прежде такая игра довольно быстро возбуждала меня, мое тело отзывалось на прикосновения его губ легкой дрожью. Я напрягалась, гадая, какое место будет одарено очередной лаской, и каждый раз его влажные поцелуи были для меня неожиданными и волнующими. Я тянулась к нему, чтобы отблагодарить, но он останавливал меня и двигался дальше...

– Прости. Не знаю, что со мной, но я не могу...

Холод гостиничных застиранных простыней раздражал. Хотелось домой, в свою кровать с теплым одеялом, знакомыми запахами и одиночеством.

– Ты плохо себя чувствуешь? – Взъерошенная голова Стива появилась между моими ногами.

– Да. Меня почему-то знобит...

Он подтянулся ко мне, лег на бок, подперев рукой голову, внимательно посмотрел в глаза.

– Ты выглядешь испуганной. И злой. Этот гаденыш опять что-то натворил? Может быть он все-таки рассказал Ларри, а ты...

– Он здесь ни при чем, – мне не хотелось возвращаться к разговору, с которого началась наша встреча.

– Тогда что? – в его голосе было откровенное недовольство.

Всем известно, что болеть или быть в плохом настроении имеет право только жена. Но не любовница. Что ж, дорогой, у тебя есть выход: вернуться к жене и забыть о моем существовании. Кстати, ты успешно делаешь это после наших встреч!