Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю» - Майкл Бут

Стоит отойти от сложившегося в западных медиа образа Скандинавии (загородные дома, населенные женщинами в ситцевых платьях с полными корзинами черемши в окружении детишек с искусно взлохмаченными волосами), как перед глазами возникнет куда более сложная, а иногда и вовсе удручающая картина. Она охватывает все: от относительно безобидных недостатков жизни в однородном и эгалитарном обществе, где все одинаково зарабатывают, живут в однотипных домах, похоже одеваются, ездят на одинаковых автомобилях, читают одни и те же книги и ездят в отпуск в одни и те же места – и до более серьезных изъянов.

Среди них – расизм и исламофобия, исчезновение социального равенства, алкоголизм, гигантская бюрократическая система, требующая высокого налогообложения, которое выдавливает из человека все надежды, силы и амбиции… Да что там говорить!..

Итак, я решил заполнить пробелы в своих знаниях о Скандинавии и отправился в путешествие по всем пяти странам региона. Я встречался с историками, антропологами, журналистами, писателями, артистами, политиками, философами, учеными, хранителями эльфов и Санта-Клаусом. Мой маршрут от собственного дома в датской глубинке пролегал через ледяные воды норвежской Арктики и грозные исландские гейзеры, через печально знаменитые шведские трущобы и пещеру Санта-Клауса, через Леголенд и «Датскую ривьеру» с «Гнилым Бананом»[15] в придачу.

Перед началом моего путешествия я получил наставление от знакомого датского дипломата. Он заметил, что, строго говоря, ни финны, ни исландцы не являются скандинавами. Этот термин относится только к населению стран, породивших первых викингов, то есть к Дании, Швеции и Норвегии. Однако, путешествуя по региону, я выяснил, что финны оставили за собой право вступления в клуб и выхода из него «ветеранов разбоя» в зависимости от того, что им удобнее в конкретном случае. Вряд ли исландцы очень огорчатся, что их причислили к скандинавам. Если быть совсем точным, то эти пять стран следует называть Северной Европой. Но это моя книга, поэтому я оставляю за собой право использовать оба этих термина попеременно.

Что ж, нам с вами пора отправляться на поиски правды о скандинавском чуде. И лучше всего начать этот путь с вечеринки.

Тучи разошлись, и мы вышли из-под навеса под ярко-синее предвечернее небо. Подобно вырвавшимся из клеток животным, мы жадно вдыхали прохладный воздух и ловили лучи заходящего солнца. В небе стояло розоватое зарево, которое позже превратится в волшебную белую ночь, а потом в сине-черный фон для сияющих звезд.

День летнего солнцестояния – один из главных праздников в Скандинавии. Его история восходит к язычеству, но христианская церковь успешно приурочила к нему день Св. Иоанна, или «Санкт Ханс»[16]. В Швеции танцуют вокруг украшенных цветочными гирляндами столбов, в Финляндии и Норвегии собираются у костра.

Здесь, в Дании, в летнем доме моего друга к северу от Копенгагена, льются рекой пиво и коктейли. В десять часов мы садимся у камина, чтобы спеть Vi Elsker Vort Land («Мы любим свою страну») и другие бравурные националистические гимны. Сжигаем чучело ведьмы, сделанное из старого тряпья и швабры, чтобы (как объясняет мне моя восьмилетняя дочь) отправить ее в горы Гарц в Германии.

Датчане – мастера устраивать такое веселье. Они очень серьезно относятся к вечеринкам, усердно напиваются, любят попеть хором и исключительно дружелюбны, когда находятся в тесном кругу. Хороший праздник называется здесь fest. Сейчас на нас работают целых два бармена, есть два громадных гриля, на которых шкворчат ароматные кусочки свинины. Позже придет черед исключительно важных nat mad – «ночных закусок» из колбас, сыра, бекона и булочек. Их подают, чтобы нейтрализовать выпитое и помочь гостям дотянуть до рассвета.

После третьего джин-тоника меня посещают яркие антропологические озарения. Я понимаю, что эта вечеринка – самое подходящее место, чтобы начать изучение феномена датского счастья. Тусовка моего друга – наглядный пример всего того, что я считаю достойным восхищения и объясняющим удовлетворенность датчан своей жизнью. Стоя у тлеющего костра, я начинаю мысленно ставить галочки в списке.

Первое – общая атмосфера в цветущем зеленом саду, окруженном живой изгородью буков, с непременным флагштоком, на котором реет большой красно-белый Dannebrog – национальный флаг. Хотя выпивка льется рекой, обстановка спокойная и расслабленная: не слышно громких возгласов, нет и намека на пьяную задиристость.

Далее – снующие повсюду дети. Датским детям позволено болтаться где угодно на свой страх и риск. Молодняк участвует в вечеринке вместе со взрослыми. Даже в полночь они продолжают с веселыми воплями носиться вокруг, играя в прятки и поглощая кока-колу с хот-догами.

Большинство гостей ушли с работы пораньше, но не на выдуманную «деловую встречу» и не притворившись больными. Они честно сообщили начальству, что едут на загородную вечеринку и им нужно время на сборы. Начальство (если оно само еще не отправилось домой по схожей причине) восприняло это как должное.

Датчан отличает спокойное отношение к работе, со всеми его плюсами и минусами. Один из плюсов – удовлетворенность жизнью. Потенциальный минус – неготовность взяться за дело, засучив рукава, например, в условиях глобального экономического кризиса. В этой стране мне редко попадались трудоголики.

Многие датчане (особенно занятые в государственном секторе) откровенно и без зазрения совести стараются свести свое пребывание на службе к необходимому минимуму. Количество рабочих часов в Дании сократилось вдвое за последнее столетие. Сегодня этот показатель гораздо ниже, чем в других европейских странах: 1,559 часов в год по сравнению с 1,749 в среднем по странам ЕС (правда, этот показатель мало связан с эффективностью – например, в Греции работают по 2,032 часа в год[17]). Согласно данным исследования Организации Экономического Сотрудничества и Развития (ОЭСР), проведенного в тридцати странах в 2011 году, по уровню безделья датчане уступили только бельгийцам – и это в мировом масштабе.

На практике это означает, что большинство датчан уходит со службы в четыре или пять пополудни, по выходным работают единицы, а о том, чтобы решить какой-то деловой вопрос после часа дня пятницы, и речи быть не может. Продолжительность ежегодного отпуска часто составляет целых шесть недель. В июле вся страна закрывается: датчане, подобно перелетным птицам, совершают сезонную миграцию в свои летние дома, кемпинги или лагеря отдыха.

Более 754 тысяч датчан в возрасте от пятнадцати до шестидесяти четырех лет (это 20 с лишним процентов трудоспособного населения) вообще не работают и живут на щедрые пособия. Газета The New York Times писала о Дании как о «лучшей в мире стране для уволенных работников». Пособие по безработице в первые два года после увольнения (а до недавней реформы – в течение одиннадцати лет) составляет здесь до 90 процентов предыдущего заработка. Датчане называют эту систему flexicurity – новообразование от слов flexibility (гибкость) и security (защищенность). Она дает работодателю возможность увольнять людей быстро и с минимальным выходным пособием (в отличие от Швеции, где трудовой контракт может быть пожизненным), а уволенным работникам – получать достаточную компенсацию.