В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Том Холланд

Приход ислама дал новое высокое положение не только арабам, но и их языку. Мусульмане верили, что именно на арабском языке Бог открыл свои цели человечеству. То, что достаточно хорошо для Всевышнего, естественно, хорошо и для смертных. К 800 г. арабский язык избавился от неуважения, с которым к нему традиционно относились ранее, и даже было решено, что он звучит словно музыка силы, а его рукописный шрифт – произведение чистой красоты, облагороженное до изысканного совершенства искусством каллиграфов. Среди арабов написанное слово было на грани превращения в манию. Один ученый, умерший в 822 г., оставил после себя библиотеку, помещенную в 600 сундуков. Другой, говорят, был раздавлен насмерть, когда на него, пьяного, рухнула большая стопка книг. Причем эта история вовсе не является неправдоподобной. Утверждают, что в одном томе арабской истории было почти 80 тысяч страниц, иными словами, весил он немало. Очевидно, люди, занимавшиеся титаническим литературным трудом, были далеки от века, считавшего их варварами, – это с удовольствием подчеркивали сами арабы.

Они постоянно стремились изучать прошлое, и это вряд ли можно считать удивительным. Жажда понять причину столь явного и зрелищного роста их состояний, прояснить процесс, его вызвавший, и истолковать то, что он раскрывает о характере их Бога, их никогда не покидала. Как и Евсевий, пятью столетиями ранее искавший ответы на подобные вопросы в жизни римского императора, так же и Ибн Хишам, иракский ученый, в начале IX в. обосновавшийся в Египте, обратился к его биографии, чтобы исследовать цели небес. Сира – так он назвал избранный им жанр жизнеописания, «примерного поведения». Ибн Хишама в основном интересовало не что сделал его объект, а как он это сделал. На то была веская причина. Герой жизнеописания Ибн Хишама, как верили мусульмане, являл собой во всех отношениях образец для подражания. Бог выбрал его, чтобы стать Его глашатаем. Именно через него Всемилостивейший, открывая свои желания арабам, даровал им те же откровения, которые вдохновили людей, живших за две сотни лет до Ибн Хишама, вырваться из пустынь и разорвать на части мировые супердержавы. «Мы – помощники Бога и подручные Его пророка и будем сражаться с людьми, пока они не уверуют в Бога. И тот, кто верит в Бога и Его пророка, защитил свою жизнь и собственность от нас, а с тем, кто не верует, мы будем бороться без устали, и убить его для нас ничего не будет стоить»8. Таким, согласно Ибн Хишаму, был девиз арабских воинов накануне завоевания ими мира.

Но кто именно являлся «пророком»? Целью Ибн Хишама было дать ответ на этот вопрос. Пребывая в Египте, в окружении руин забытых цивилизаций он рассматривал свою сиру не только как биографию, но и как описание самой значимой революции в истории. Его объектом стал человек, умерший за два года до начала распада Римской и Персидской империй, араб по имени Мухаммед. В возрасте сорока лет, имея за плечами умеренно успешную карьеру купца, он пережил, если верить Ибн Хишаму, ставший эпохальным для истории кризис среднего возраста. Этот неудовлетворенный и беспокойный человек стал бродить по пустыням, раскинувшимся вокруг его родного города, и каждый камень или дерево, мимо которого он проходил, говорил: «Да пребудет мир с тобой, о пророк Господа»9. Понятно, что Мухаммед еще больше встревожился. В тех местах, где он бродил в поисках духовного просвещения, редко слышались голоса. Мекка, ближайший город, находился в глубине Аравийской пустыни, а окружающие его кольцом горы, высушенные дочерна безжалостно палящим солнцем, были голыми, открытыми всем ветрам и пустынными. Но именно на склоне одной из гор, лежа ночью в пещере, Мухаммед услышал самый удивительный голос. Сначала он почувствовал, как вокруг его тела что-то сжимается. Он вроде бы оказался схваченным некой ужасной сверхъестественной сущностью. А потом последовала единственная команда: «Рассказывай!» (или, возможно, «Читай!»; по Ибн Хишаму, рассказ появился перед Мухаммедом в виде надписи на парчовом покрывале). Затем, как будто слова были последним отчаянным выдохом воздуха, Мухаммед сам начал говорить строки стиха[1].

Мухаммед говорил, но это были не его слова. Тогда чьи? Сначала сам Мухаммед заподозрил джинна, духа пустыни и ветра. Возможно, этому не стоит удивляться. Мекку, согласно Ибн Хишаму, часто посещали ведьмы и демоны. В самом центре города стояло святилище, построенное из камня и земли – Кааба, или «Куб», – населенное самыми ужасными божествами, тотемами сил зла, которых люди со всей Аравии собрали там, чтобы отдать дань уважения. Помимо этого, каждый дом в Мекке имел собственного идола: его следовало потереть на счастье перед дальней дорогой. Жители Мекки были настолько укоренившимися язычниками, что даже приносили жертвы камням: так, пару бывших любовников, которые осмелились заняться сексом в Каабе, превратили в камни. Естественно, в таком зловещем городе, привыкшем к крови и магии, провидцев считали обычным явлением – они катались в грязи на узких улочках и изрыгали откровения, подсказанные джиннами. Страх Мухаммеда, что его ожидает такая же судьба, был настолько силен, что он решил покончить жизнь самоубийством. Встав, он вышел из пещеры и побрел в ночи вверх по склону. Он шел к вершине горы, готовясь броситься с нее вниз.

Но голос зазвучал снова: «О, Мухаммед! Ты – апостол Бога, а я – Гавриил». Могло ли это быть? Гавриил – могущественный ангел, посланец единственного Бога, которому поклонялись евреи и христиане, который еще в древнейшие времена – по крайней мере, так говорили – посылал откровения пророку Даниилу и поведал Деве Марии, что она родит сына. Обратив взор к небесам, Мухаммед увидел фигуру человека – его ноги стояли по обе стороны горизонта11, – кто это, если не ангел? Мухаммед спустился с гор, вернулся домой и стал размышлять о пережитом. Постепенно ему стало казаться, что голос сказал правду. Он не слышал его два следующих года, но, когда Гавриил наконец вернулся и нарушил затянувшееся молчание, Мухаммед больше не сомневался, что он слышит благодаря ангелу слова Бога, причем единственно истинного, невидимого Бога. «Таков Бог, Господь ваш, кроме него, нет другого Бога. Он творец всего»12.

Здесь, в этом бескомпромиссном утверждении, что существует только одно божество, лежит ключ к новому видению вселенной: монотеизм в первозданном виде. С каждым следующим откровением понимание Мухаммедом единственности Бога – и своих обязанностей в связи с этим – становилось все яснее. Народ Аравии со своими каменными или деревянными идолами или финиками, смешанными с прогорклым маслом, всего лишь повторяли то, что существовало с начала времен. Величайшее заблуждение человечества – тттирк (многобожие) – вера в то, что небеса и земля заполнены толпой богов. И Мухаммед, повинуясь приказу голоса – «открыто возвестить»13 откровения Бога, – начал проповедовать. Он снова и снова предупреждал: человечество поддалось одному греху, которому нет прощения: вере в то, что Бог может быть связан с другими существами. Но, поскольку Он милосерден, «Господь миров»14 периодически посылает пророков, чтобы те открыли людям глаза на их ошибку. Ной и Авраам, Моисей и Иисус – все они проповедовали одно и то же: призывали подчиниться единственному Богу. Откровения, дарованные Мухаммеду, становились все чаще и длиннее. Стало очевидно: спустя шесть веков после Иисуса на земле появился новый пророк, и это на самом деле «печать пророков»15. Годы шли, Бог продолжал вещать устами Мухаммеда, и его последователи наконец поняли: он действительно избран небесами для великой миссии.