Драгоценная паутина - Максин Барри

Флейм поморщилась, но подруга не заметила.

– Иногда, – мрачно сказала она, – я чувствую свою жизнь совершенно бессмысленной. А себя бесполезной.

– Ну, леди Альциона Сирамор-Форбс, если твоя жизнь бессмысленна, что говорить о нас, смертных? – с вызовом спросила Венди и сердито вдавила недокуренную сигарету в пепельницу.

– Я же не виновата, что мой отец был английским графом? – с обидой сказала Флейм.

– Был? Он умер что ли?

– Нет, не думаю. Нет.

Венди хихикнула. А Флейм быстро отвернулась от окна, опустила плечи, совершенно смутившись.

– Ты не думаешь? – спросила Венди. – Что это у вас за семейка? Ну прямо мыльная опера, которые крутят по ящику каждый день!

– Я знаю, – с печалью в голосе согласилась Флейм. – Понимаешь, мы не живем вместе. У нас нет семьи как таковой. Я всю жизнь росла с коричневыми конвертами. Большими коричневыми конвертами.

– С че-ем? – Венди перестала рыться в сумке в поисках пакетика с картофельными чипсами. Заморгав в полном недоумении, она уставилась на подругу. – С конвертами?

Флейм кивнула.

– Да, с конвертами. Сначала, когда дедушка пытался получить опеку над Джастином, в них лежали всякие документы, предписания, показания под присягой, отчеты частных сыщиков, медицинские справки и все такое. Моя мать восемнадцать лет боролась за Джастина, моего брата-близнеца, но не добилась даже права видеться с ним. Английские суды считают, что наследники графских титулов принадлежат только Англии, а никак не матерям. Потом появились другие конверты, они приходили каждую неделю и идут до сих пор.

– А в них что? – тихо спросила Венди, удивляясь, что Флейм доверилась ей.

– Фотографии Джастина, – едва слышно сказала Флейм. – У мамы их сотни, тысячи. На одной Джастину четыре. Частному сыщику, нанятому дедушкой, пришлось влезть на дерево, чтобы сделать снимок. Брат в Итоне получает приз на соревнованиях по крикету. Идет по улице. Обедает в ресторане, гуляет под руку с одной девушкой, с другой… Представляешь, мама даже никогда не говорила с ним, не слышала его голоса?

Венди потрясенно молчала.

– Мы говорим о нем постоянно. Я все время думаю о нем. Как он выглядит, что его может рассмешить, какие у них отношения с отцом? Мне даже жаль его, он не знает, какая замечательная у нас мама… Иногда… – На глазах Флейм заблестели слезы. – Иногда мы раскладываем фотографии и придумываем всякие истории с его участием. Но мы не знаем его. В день восемнадцатилетия Джастин напился и написал в полицейский шлем. Так кто он? Кретин или нормальный парень в таком возрасте? А может, слабак, который позволяет друзьям втянуть себя в дурацкие ситуации или ищет приключения вместе с ними? Понимаешь? Он мой близнец, и, хотя я могу до деталей описать его лицо и одежду, я не представляю, о чем он думает. Его собственная мать тоже не может.

Флейм умолкла, обеспокоенная звучанием своего голоса, внезапно ставшего высоким и вибрирующим. Она глубоко вздохнула и обреченно откинулась к стене. Венди задумчиво смотрела на нее.

– Понимаешь, ты ведь впервые рассказываешь мне о своей семье. А твой отец? Ну этот граф, который, по твоим словам, еще жив? – осторожно спросила она.

Флейм застенчиво улыбнулась.

– О, о нем никто и не заикается. Если я случайно упомяну его имя, то такое впечатление, что из солнечной Италии мы мгновенно переносимся в глубины Антарктики.

– Ты ведь из итальянской семьи, значит, у тебя есть крестный отец? – спросила Венди.

Флейм засмеялась.

– Граф Джулио Перлуджи Корральдо.

– Так, еще немного голубой крови. Еще один аристократ. Итальянский сенатор, да?

– Вряд ли, – рассмеялась Флейм. – Наш семейный бизнес в Венеции. А я там никогда не была, – добавила она.

Венди кивнула.

– Я тоже. Я и в Париже не была. И на Луне.

– Нет, я имею в виду… Мои бабушка и дедушка из Венеции. Мама тоже, но я туда не езжу. Дедушка, отец моей матери, всю жизнь страдает от того, что он младший сын Корральдо. Старший брат хотел выдворить его из Италии и держать подальше от семейного бизнеса. А бостонская ветвь семейства Корральдо – это владения моего дедушки. Он не пускает старшего брата дальше порога, когда тот приезжает в Штаты. Разве не странно?

– У вас в семье много чего странного. Ты сама-то это понимаешь?

– Еще бы, – рассмеялась Флейм. – Когда мне исполнилось пятнадцать, дядя Энрико спросил, что бы я хотела получить ко дню рождения. Я ответила: научиться делать ювелирные украшения. Можно было подумать, я попросила остановить земной шар. Знаешь, что он сказал? Женщины Корральдо никогда не думали ни о чем подобном! Это верно. Моя мама ни разу не была в ювелирном магазине семьи Корральдо. Как тебе? Даже в наши дни, в наш век, они продолжают считать этот бизнес только мужским.

Венди задумчиво покачала головой.

– Так вот почему ты не хочешь показать им свои вещи?

– Что? Безделушки, которые я мастерю? – Флейм отшвырнула подвеску, лежавшую поблизости на полке. – Да дядя Энрико расхохочется мне в лицо.

– Я не про них, – сказала Венди. – А про рисунки в портфеле под кроватью. Ожерелья из изумрудов и бриллиантов…

Флейм удивленно посмотрела на нее, потом улыбнулась.

– От тебя ничего не спрятать, да, Гиббси?

– Не-а, особенно когда ты жжешь по ночам свет и корпишь над ними месяцами.

– Какой от них толк? – Флейм состроила добродушную гримасу. – Вряд ли они пригодятся кому-нибудь. Я не профессионал, а просто любитель. Интересно сделать что-то такое, чтобы этим заинтересовался настоящий ювелир.

– А я думаю, они у тебя получились просто здорово. Они так хороши, что… – Венди повернула к ней лицо, и Флейм поняла: сейчас разорвется бомба. – …Я их сфотографировала и отправила в «Ридекс».

– Что? – Флейм в ужасе вскочила. – Что ты сделала?

– Я отправила снимки в «Ридекс». Ты же знаешь эту большую новую ювелирную фирму, которую открыли с такой помпой несколько лет назад?

Флейм знала все о «Ридексе». Хотя дядя Энрико и дедушка никогда не обсуждали дела с женщинами, Флейм часто слышала их разговоры. «Ридекс» начинал их беспокоить. Не только потому, что он вклинивался в рынок Корральдо, открывая магазины на Восточном побережье. Хуже другое: за последние два года несколько ведущих сотрудников ушли от Корральдо к новоявленным конкурентам, что сказалось на качестве изделий фирмы.

– О, Венди, как ты могла? – проговорила Флейм не просто с удивлением, но с ужасом.

Венди пожала плечами.

– Тебе не хватает уверенности в себе. А я немножко подтолкнула. Слушай… – Заметив, как ошарашена подруга, Венди попробовала ее успокоить. – Ну что такого ужасного может произойти? Пришлют обратно, напишут: спасибо, не нужно. Ну и что?