Шерлок Холмс и узы крови - Фред Томас Саберхаген

Казни в Доке Висельников, где трупы повешенных затоплял прилив (этот эффектный штрих введён Адмиралтейством), были более основательными. Никто из выставленных на этих столбах больше никогда не отведал вина. Признаки жизни, столь упрямо продемонстрированные первым повешенным, ничуть не встревожили Алтамонта — скорее позабавили.

Его дама заметила с рассеянным видом:

— Думаю, мы не беспокоиться о Кулакове — он умрёт сегодня. Я провела с ним слишком мало времени прошлой ночью.

— О, разумеется, он умрёт сегодня. — Отхлебнув ещё рома, мужчина шутливо погрозил женщине пальцем: — Опять за свои мистификации, Куколка? Я заметил, что ты любишь загадки. Впрочем, продолжай в том же духе — мне они тоже нравятся.

Алтамонт и его женщина, такая неанглийская, которую он называл Куколка (однажды он попытался выговорить её имя, но нашёл, что оно непроизносимо), ещё с час оставались в своём удобном уголке у окна таверны, пока он не увидел собственными глазами, как быстро прибывающая вода Темзы покрыла бледную точку — рыжебородое лицо. Затем, насвистывая матросскую песенку, этот процветающий господин, весьма довольный итогами дня, подозвал поджидавшую карету и, предложив руку своей даме, отправился в гостиницу «Ангел» на южном берегу, в богатые уютные апартаменты.

На следующий день рано утром Тэрлис и его помощник вернулись на место казни, чтобы проверить свою работу.

Оба палача выразили лёгкое удивление, увидев, что центральный из трёх столбов не занят. Цепи, в которых повесили русского пирата, валялись внизу в грязи, по-прежнему целые. Это не могли сделать ни прибой, ни течение реки: вчера казнённых прикрепили на совесть. Однако нашлись правдоподобные объяснения: либо появились запоздавшие родственники и тайно унесли тело, либо кому-то даже в просвещённое седьмое десятилетие восемнадцатого века нужны были части тела повешенного для занятий чёрной магией.

Палачей, обсуждавших эту тему, отвлёк пронзительный женский крик, долетевший с южного берега. Он повторился несколько раз. Эти звуки не вязались с солнечным утром. Однако беседа прервалась лишь на минуту: на берегу реки в Уоппинге такое не редкость. На самом деле Тэрлис и его помощник услышали вопль ужаса молоденькой служанки, которая открыла дверь одной из комнат в прибрежной гостинице «Ангел».

Прошло более ста лет, прежде чем блестящий сыщик связал исчезновение повешенного пирата с леденящим кровь зрелищем, представшим перед глазами бедной служанки. Правда, девушку напугал не оживший Александр Ильич Кулаков — его бы она увидела, придя часом раньше. Нет, она наткнулась на гораздо более изуродованный труп.

Вскоре после полуночи Алтамонта разбудило чьё-то постороннее присутствие в комнате. Крик застрял у него в горле, когда он увидел фигуру, стоявшую возле кровати. Это был Кулаков, всё ещё в одежде арестанта, в которой его повесили. С рыжей бороды русского стекала вода, лицо было мертвенно-синеватого оттенка, а горло издавало каркающие звуки. Он был без наручников, и его руки, дёргаясь, тянулись к постели. Глаза пирата, живые на мёртвом лице, буравили Алтамонта.

Куколка проснулась от хриплого вопля своего покровителя. Увидев Кулакова, она слегка удивилась — значит, она ошиблась, сказав, что он умрёт по-настоящему! Ей было ясно, что русский, благодаря её усиленным знакам внимания во время плавания, а также в ньюгейтской камере, в конце концов стал вампиром.

Миниатюрная обнажённая женщина с тёмными сосками выскользнула из кровати. Она схватила с ночного столика свой браслет, надела его на запястье, улыбнулась и на глазах изумлённого любовника превратилась в туман и растаяла.

Кулаков не обратил внимания на женщину. Ярость, бушевавшая в пирате, направила его взгляд в другую сторону. В следующее мгновение ледяные руки ожившего мертвеца неловко схватили Алтамонта. Новоиспечённый вампир ещё не освоился с дарованной ему силой и был не менее своей жертвы сбит с толку собственным загадочным преображением. Выдернув предавшего его англичанина, облачённого в ночную рубашку, из простыней, он с неслыханной силой отбросил того в угол. Передвигаясь как сомнамбула и изрыгая ругательства, Кулаков стал обыскивать комнату в поисках украденных у него сокровищ. Он расшвыривал и опустошал ящики, сумки и коробки, сдвигал мебель. Но всё было напрасно.

Наконец он удовлетворённо хмыкнул, обнаружив какие-то мелкие твёрдые предметы, зашитые в матерчатом мешочке. Поднеся свою находку к окну, чтобы получше рассмотреть при лунном свете, Кулаков разбил стекло: он ещё не понял, что теперь его глазам не требуется свет. Пират разодрал ткань в клочья, но внутри, к его великому разочарованию, оказались лишь песок с гравием. Он в бешенстве отшвырнул разорванную ткань, и содержимое мешочка просыпалось в Темзу, протекавшую под окном.

Кулаков подумал, что Алтамонт, не рискуя возить сокровища с собой по Лондону, отдал их на хранение своему брату. И он повернулся к предателю, горя жаждой мести.

Обречённый англичанин стоял у кровати, шаря под подушкой, но достал оттуда не драгоценности, а заряженный пистолет и кинжал. Старина Эмброуз Алтамонт был стойким и находчивым, но подобное оружие против вампиров совершенно бесполезно.

Пистолет так и не выстрелил, и постояльцы гостиницы «Ангел», разбуженные приглушёнными криками и ударами, только недовольно пробормотали что-то себе под нос и снова уснули. И вскоре, ещё задолго до того, как Кулакову пришло в голову, что было бы неплохо выпытать у Алтамонта, где спрятаны сокровища, тот испустил дух.

Кулаков, лишивший жизни своего врага, вдруг очень устал. Он снова занялся поисками драгоценностей, которые, по его мнению, могли быть где-то здесь… Затем, осенённый хорошей, с его точки зрения, идеей, пошёл поискать в соседней комнате.

Всего через минуту-другую после того, как повешенный пират, спотыкаясь, вышел за дверь, женщина, которую называли Куколкой и которая была гораздо более опытным вампиром, чем он, вновь появилась в комнате, где произошло убийство. На Куколке по-прежнему ничего не было из одежды, но теперь исчез и браслет. Она проникла в комнату так же, как и вышла, — через окно, в виде тумана. Теперь она снова обрела телесную форму, в то время как постояльцы «Ангела» продолжали безмятежно спать при свете занимавшейся зари.

Осторожно обойдя лужи запёкшейся крови, она остановилась перекусить, прильнув в долгом поцелуе к трупу на полу. Не пропадать же добру, подумала она, тут столько свежей красной жидкости.

Только когда Куколка выпрямилась, аккуратно облизывая губы, она случайно взглянула в окно и, к своему ужасу, заметила, что матерчатый мешочек, в котором была её земля, её родная земля, разорванный и пустой, зацепился за ветку дерева в нескольких футах от окна, как раз над бурной рекой.

Женщина запричитала на своём родном языке, что Кулаков убил её, разбросав землю родины.

(Пожалуй, тут мне стоит сделать отступление, чтобы кое-что пояснить некоторым читателям. Для каждого вампира определённая земля является магической. Земля родины необходима вампирам, как воздух — человеческим лёгким. Всего один день — или несколько дней, если это старые, давно живущие вампиры, — носферату может выжить без родной земли. После этого им овладевает беспокойство, его крутит и дёргает, и вскоре наваливается непреодолимая усталость, заканчивающаяся смертью. Эта смерть мучительна — острый кол, всаженный в сердце, или даже палящее солнце милосердны по сравнению с такой гибелью.)