Дорога-Мандала - Масако Бандо

Вопрос застал Саю врасплох. И вопреки привычке молчать у неё невольно вырвалось:

— В Тояму.

— В Тояму! — изумилась женщина. — Но ведь из Хиросимы до Тоямы далековато!

«Подумаешь, далеко, зато это самая что ни на есть Япония! И чтобы добраться туда, вовсе не надо плыть через огромное безбрежное море». Женщина сказала глупость, и Сая взглянула на неё с пренебрежением.

— Это ваш ребёнок? — спросила женщина, указывая глазами на её черноволосого курчавого сына.

Сая кивнула. Сын, понявший, что речь идёт о нём, нервно ухватился за мать.

Поскольку Сая оказалась на корабле для японских репатриантов, женщина, разумеется, была уверена, что она японка. Многих репатриантов легко можно было принять за туземцев, так как за долгие годы жизни в Малайе и Индонезии они почернели от загара. Некоторые из них говорили на ломанном японском, другие родились в тамошних местах.

Когда круглоглазая Сая с её вздёрнутым носом, пухлыми губами и вьющимися волосами, туго затянув волосы в пучок и одевшись по-европейски, сидела молча, её принимали за японку. Но в её сыне проявилась кровь родного племени: кудрявый, с широким носом, темнокожий, он был чем-то похож на её старшего брата Кэку.

— Нет, японец! — ответила Сая.

Но женщина всё же поглядывала на её сына с сомнением.

— Хорошо, коли так. А то ведь возвращаются с полукровками. А это всё одно, что жить с надписью на лице — «я спала с туземцем».

Бросив на женщину гневный взгляд, Сая тут же отвернулась, но женщина всё заметила, и на её лице промелькнуло удовлетворение.

— Не пойми меня превратно! Я вовсе не тебя имею в виду.

Кончиками пальцев женщина коснулась обхватившей колени руки Саи. Сая отдёрнула руку, точно её ужалила оса. В узкие глаза женщины сверкнули.

— Не хорохорься! Достаточно взглянуть на твоего ребёнка, чтобы понять, что мы с тобой барсуки из одной норы.[14]Меня-то не проведёшь!

Резко повернувшись к Сае спиной, женщина снова уселась посреди своих владений.

«Что такое «барсук»? Какое-то насекомое, живущее в земле, или растение?» — раздумывала Сая, но так и не смогла решить, что же это такое. Разговор оставил неприятный осадок.

В трюм вернулись выбранные от каждого из отсеков старосты. Во время путешествия через них распределяли продукты, их вызывали в случае возникновения тех или иных проблем. Видно, их снова позвали в связи с высадкой на берег. Люди, ожидая каких-то новых указаний, с надеждой смотрели на них.

Бритого наголо старосту лет сорока, работавшего управляющим торговой фирмой на Суматре, звали Мияда. Хоть одежда на нём была грязная, видно было, что сшита она из добротной ткани и что он привык управлять людьми. Мияда заговорил низким голосом.

— Представители оккупационных войск и Управления по оказанию помощи репатриантам только что покинули корабль. Поскольку не возникло никаких осложнений, нам разрешено сойти на берег. Сейчас за нами придёт береговое судно, которое доставит нас на пристань Удзина. Приготовьтесь, пожалуйста, к высадке.

— Да у нас с самого отплытия всё готово! — живо вмешался мужчина лет сорока с торчавшими из шорт худыми коленками и вздувшимися венами на ногах. Сидевшая рядом с ним жена, утирая полотенцем пот с лица, горько усмехнулась. Жалобно закивала женщина, ехавшая с двумя маленькими детьми.

— Перед тем как мы сойдём на берег, у нас заберут справки о репатриации из японской колонии,[15]которые мы раздали вам в день отплытия. На основании этих справок нам выдадут удостоверения личности репатрианта. Поэтому прямо сейчас сдайте эти справки мне.

Все принялись перерывать свои вещи. Трюм пришёл в движение. Сая, открыв свой дорожный саквояж, достала из него документ. Она сносно говорила по-японски, но читать и писать не умела. Документ ей выдали при отплытии, но, не зная, что надо в него вписать, она к нему не прикасалась. По словам Мияды, однако, выходило, что документ нужно заполнить. В полной растерянности Сая смотрела на замысловатые строчки иероглифов. Было ясно, что без документов ей придётся туго. Она стала озираться вокруг. Люди сверялись с написанным в справке и сдавали документы Мияде. В поле её зрения попала соседка, отдавшая документы и вернувшаяся на место.

— Извините, — собравшись с духом, обратилась к ней Сая.

Женщина, втискивавшая в огромный, размером с козу, чемодан ручное зеркальце и посуду, подняла голову. Сая протянула справку:

— Помогите мне, пожалуйста.

— Чем помочь-то? — недовольно буркнула женщина.

Но натолкнувшись на умоляющий взгляд Саи, нахмурив брови, заглянула в незаполненный документ.

— Чего тут помогать-то! Ты что, просишь заполнить это за тебя… — не договорив, она осеклась. — Так ты не умеешь писать! — прошептала женщина. Её бледное и хмурое лицо смягчилось, осветившись состраданием. Взяв документ, женщина положила его на колени и достала из висевшей через плечо сумки затёртый карандаш.

— Фамилия?

Раскрыв дорожный саквояж и достав из него помятую бумагу, Сая передала её женщине. И следила за тем, как та читает её.

— Так, родилась в Симоносэки в 15-м году Тайсё,[16]Канэ Тосика, — бормотала женщина, поглядывая на Саю.

Сая посмотрела в её раскосые глаза. На собранных в мелкие продольные морщинки губах женщины проступила слабая улыбка:

— Так ты кореянка?[17]

Сая кивнула. Женщина внимательно прочла имя и адрес, написанные в бумаге.

— А я из Амакуса,[18]на Кюсю. Да, это недалеко, — пробормотала женщина и, глядя в бумагу, где было написано место рождения Канэ Тосики, стала заполнять документ.