Дорога-Мандала - Масако Бандо

По лицу женщины скользнула слабая улыбка.

— Нечего притворяться. Уж корейских-то проституток, их сучью породу я вижу насквозь. Я ведь сама была хозяйкой публичного дома. Какая же ты кореянка?!

Услышав слова «публичный дом», Сая замерла.

— К тому же я прожила там двадцать четыре года. Я узнаю малайских аборигенов по запаху. Хоть ты и обвела вокруг пальца дурней из Управления по репатриации, меня-то не проведёшь.

Сурово отрезав: «Оставьте меня», Сая закрыла саквояж. Женщина не сводила с неё глаз, а Сая механически оправляла одежду сына. Внутренне трепеща под этим взглядом, Сая думала о том, что будет, если эта женщина расскажет всем, что она присвоила документы кореянки, родившейся в Японии.

Когда Кота-Бару заняли японские войска, люди жили в страхе. Солдаты японской армии и полицейские, разыскивая скрывавшихся английских и индийских солдат колониальной правительственной армии, а также людей, причастных к антияпонской деятельности, наведывались в деревни штата Келантан; они избивали мужчин, насиловали женщин, грабили. Молодых женщин из деревень поблизости от Кота-Бару даже спрятали в болотистой местности, где росли мангровые пальмы, чтобы уберечь от посягательств солдатни. Тех, кого подозревали в причастности к антияпонской деятельности, забирали в полицию и пытали до смерти. Немногим удавалось выйти оттуда живыми. Жестокость японских солдат Сая испытала на собственной шкуре.

Теперь они были в стране, где жили одни японцы. Хотя японцы и проиграли войну, с тех пор не прошло и года, и вряд ли эти мужчины так быстро изменились. Что будет, если они узнают, что я пробралась в их страну под чужим именем? Может, они откроют на меня охоту по всей Японии, как на солдат правительственной колониальной армии в Малайе? Ходили слухи, что схваченных солдат зверски убивали. Затаив дыхание, Сая ждала, что скажет женщина дальше.

— Если хочешь, чтобы тебя оставили в покое, дай мне вот что.

Вытянув руку, женщина сомкнула большой и указательный пальцы колечком.[25]Увидев растерянность Саи, женщина вспомнила, что та не японка и, поджав губы, щёлкнула пальцами:

— Деньги! У тебя ведь есть немного.

«Видимо, она видела квитанцию, которую я показывала в таможенной инспекции», — догадалась Сая, а женщина тут же принялась оправдываться:

— Мне самой это не по душе. Но собранные с таким трудом реквизиционные расписки теперь всё одно, что клочки бумаги; кольца, ожерелья и больше тысячи иен конфисковали. Всего лишь с тысячей иен как мне устраивать жизнь? Это просто издевательство!

Сая провела рукой по пучку волос и огляделась по сторонам. Репатрианты, сидевшие на своих матрацах, делали вид, что не смотрят в их сторону, но краем глаза наблюдали за ними. Сая опустила руку. Женщина, перехватив её взгляд, сказала:

— Завтра квитанции обменяют на японские иены. Даже если у тебя нет денег, Управление по репатриации выдаст тебе деньги по этой квитанции. Когда получишь деньги, ты передашь их мне, поняла?

Сая кивнула.

— А если ты сбежишь, я всё расскажу полиции. Понятно?

Женщина отошла от Саи и вернулась на свою постель в углу комнаты.

На платформе Удзина, так же, как и на палубе корабля, толпилось множество людей.

— Репатрианты, следующие в Этиго, область Хокурику, занимайте, пожалуйста, вагоны номер тринадцать и четырнадцать, — прокричал в громкоговоритель станционный служащий. Сая, таща за руку заспанного и капризничавшего сына, а в другой руке сжимая саквояж, вместе с толпой ступила на платформу, к которой подавали спецпоезд для репатриантов. Она была без крыши — вместо неё возвышались лишь треугольный каркас и опоры. Их чёрные наклонные тени прочертили небо, начинавшее светлеть рассветным ультрамарином.

Репатрианты, две ночи ночевавшие в гостинице, принявшие ванну, хоть и не до сыта, но накормленные горячей едой, нагруженные багажом — сумки в обеих руках и за плечами, — грузились в поезд. В один вагон набивалось около восьмидесяти человек. Полагалось по одному месту на взрослого, но каждый тащил огромный, больше себя самого, тюк. Некоторые женщины привязали маленьких детей к спине — на груди крест-накрест пересекались верёвки, а обе руки были заняты кладью. Полвагона занимал багаж, и людям ничего не оставалось, как взять детей и вещи на колени, или усесться прямо на тюках. Когда Сая, поставив саквояж под ноги и посадив сына на колени, наконец-то устроилась у окна, длинный, во всю платформу состав медленно тронулся, выпустив облако чёрного дыма.

Служащие Управления по оказанию помощи репатриированным стояли на платформе и махали им вслед. Высунувшись из окон, репатрианты благодарили их. Ворвавшийся в открытые окна вагона ветер разогнал духоту и запах людского пота. Откинув голову на жёсткое деревянное сидение, Сая перевела дух.

Ей сказали, что на этом поезде она доедет прямо до Тоямы. Постоянное напряжение наконец-то ослабло. В полученном ею удостоверении репатрианта значилось имя Канэ Тосики. Все остальные японцы получили этот документ от старосты Мияды, только Саю вызвали в канцелярию Управления по оказанию помощи репатриированным. Сая похолодела от страха, что её в чём-то заподозрили. Молодой служащий с запавшими от усталости глазами и в пропахшей потом рубашке некоторое время удивлённо смотрел на Саю. «Вы кореянка?» — наконец спросил он. Сердце Саи бешено заколотилось. Помертвев, она кивнула, а служащий наклонил голову. «Вы больше похожи не на кореянку, а на жительницу Окинавы…» — сказал он. И, взглянув в документ, пробормотал: «Место рождения — Симоносэки». К счастью, служащий совершенно выбился из сил, ведь репатриированных было не меньше четырёх тысяч. Приняв официальный вид, он спросил: «Отсюда ходят суда для репатриантов, на которых корейцы могут вернуться в Корею. У вас нет желания вернуться на родину?» Когда Сая отрицательно покачала головой, служащий, заглянув в документ, сказал: «Раз вы родились в Симоносэки, зачем вам ехать в Тояму?» — «Там мой муж». Служащий со смешанными чувствами посмотрел на Саю, он хотел было что-то сказать, но промолчал и передал Сае удостоверение репатрианта. Возвращаясь с удостоверением в руках в общую комнату, Сая вспоминала лицо служащего. На нём явственно смешались замешательство и сочувствие. Но, успокоенная тем, что благополучно получила документ, Сая не стала особенно раздумывать над этим.

Два месяца в лагере Джуронг на острове Сингапур, месяц с лишним путешествия на корабле и два дня в Управлении по оказанию помощи репатриированным. Тяжёлые времена, когда она словно шла по краю обрыва, закончились. Теперь она была Канэ Тосика. Сая погладила сына по чёрным курчавым волосам. Сын поднял голову и хотел что-то сказать, но увидев улыбающуюся мать, тоже улыбнулся и уткнулся головой ей в живот. Так как поезд отправлялся рано утром, они встали ещё затемно, поэтому мальчуган не выспался.

— Да уж, настрадалась она вдоволь, — донёсся до Саи голос сидевшего напротив мужчины в выцветшей синей шляпе.