Дорога-Мандала - Масако Бандо

Сая не сводила пристального взгляда с женщины, склонившейся над документом и то и дело слюнявившей карандаш. Догадалась ли она, что я не кореянка? Стоило Сая подумать об этом, как внутри у неё всё перевернулось от страха. Но, не подав виду, она, присев на корточки, внимательно следила за тем как ведёт себя женщина. Вот сейчас она ткнёт в меня пальцем и закричит, что я не японка и не кореянка, трепетала Сая.

А в трюме уже сдавшие документы репатрианты прощались перед тем, как сойти на берег. Подружившиеся обменивались адресами. Во время долгого путешествия люди ссорились из-за еды и воды, из-за очереди в туалет, а теперь делали вид, что им грустно расставаться.

— А вы, — подняла голову женщина, — где вы жили на Суматре?

Сая ответила, что в Кота-Бару. Женщина снова бросила на Саю изучающий взгляд и, уткнувшись в документ, спросила:

— Вы где будете жить после эвакуации? В Симоносэки?

И Сая достала со дна дорожного саквояжа тоненький конверт и протянула его ей. На обороте, там, где был написан адрес отправителя, конверт был надорван. Женщина развернула лист бумаги с выцветшими до желтизны краями и прочла:

— Префектура Тояма, город Тибаси, Тамаиси, третий квартал, 13, Нонэдзава Рэнтаро. Так вы туда едете?

Сая кивнула, и её зрачки цвета обсидиана вспыхнули.

Когда Сидзука вышла из кладовой, в глаза ей ударило золотое послеполуденное солнце. Чудесно переливались солнечные лучи, облюбовавшие листочки в саду. Лёгкий ветерок поднялся в зарослях листьев, похожих на кленовые. Это покачивание листьев и веток, помахивающих бесчисленными руками, напомнило ей сцену, увиденную, когда ей было одиннадцать лет.

ЭТО была рука, размеренно двигавшаяся в зарослях первых весенних листьев. Между пальцами проступал сокрытый пурпурный цвет. И по мере того, как кулак двигался вверх-вниз, пурпурный цвет всё больше сгущался. Вскоре появилось ЭТО — выросло прямо из руки, превратившись в изогнутый корень или, скорей, камень. Это был менгир, вонзённый в землю посреди зелёных листьев.

Поверхность камня, впитавшая солнечный свет, тускло блестела. Сильная мужская рука поддерживала камень у основания. Взгляд одиннадцатилетней Сидзуки медленно заскользил от кисти к предплечью, к плечу. Но там, где должно было быть плечо, рука сливалась с густой зеленью, и человека было не разглядеть. Сидзука снова уставилась на твёрдый изогнутый корень. Рука снова задвигалась. Мощно и резко. Эта рука в зарослях стала центром вселенной. Вобрала в себя всю её мощь, и Сидзука застыла на месте, не в силах оторвать от неё глаз.

Внезапно рука остановилась. Меж сомкнутых пальцев заструилась жидкость. Стекая с кулака мужчины, жидкость полилась на густую листву. Сидзука, не отрывая глаз, следила за этим величественным водопадом. А когда снова подняла глаза, из зарослей исчезли и менгир, и мужская рука, только листва деревьев шелестела, покачиваясь.

— Эта тетрадь с реестром постоянных клиентов…

Сидзука, неотрывно смотревшая на колышущиеся листья, обернулась на голос мужа. Асафуми только что вышел из кладовой. Из бермудов с ярким цветочным узором торчали его волосатые ноги. Сидзука вдруг поймала себя на том, что пытается разглядеть увиденное когда-то в зарослях в промежности своего мужа.

— Ну, и что там в ней? — спросила Сидзука, с трудом отводя глаза от выпуклости в паху Асафуми.

— Это дедушкина тетрадь. Я слышал, что когда отец унаследовал дело, он получил и дедушкины реестры постоянных клиентов. Но одну тетрадь, эту, он оставил себе… Почему? Это странно!

— Наверное, он забыл её отдать, — холодно ответила Сидзука.

Дед Асафуми, Рэнтаро, упал в её глазах с того самого времени, как она услышала историю Саи. Мужчина, отправившийся торговать лекарствами в Юго-Восточную Азию, обзаведшийся там женой-туземкой и вернувшийся на родину. Её возмущало выражение «жена-туземка», возмущало отношение к женщине как к одному из товаров первой необходимости.

— Для странствующих торговцев лекарствами реестры были большой ценностью. Очень странно, что дед забыл отдать эту тетрадь! Надо показать её отцу.

Сидзука согласилась без особого энтузиазма и шагнула на тропинку, ведущую к дому. Показать тетрадь отцу Асафуми означало навестить родителей мужа. А Сидзука по возможности старалась избегать этих визитов. Придётся называть «отцом» человека, цепляющегося за своё положение главы семейства и бесконечно рассказывающего о своих приключениях, и «матерью» — женщину, спокойно и вкрадчиво пускавшую в ход свою власть. И оттого, что она не считает этих людей отцом и матерью, ей будет казаться, что она предаёт себя.

В зарослях олеандра показался уютный одноэтажный домик. Черепица на крыше выцвела, известь на стенах пошла пятнами, окна немного перекосились.

Когда Сидзука увидела этот нетвёрдо стоящий дом, пронзённый костылями алюминиевых оконных створок, на сердце у неё стало тяжело.

«Что за глупое решение!» — чуть не сорвались с языка слова, столько раз проносившиеся в голове с позавчерашнего дня.

Через оставленную открытой стеклянную дверь, ведущую на веранду-энгава,[19]Сидзука со смешанным чувством досады и безнадёжности смотрела на гору картонных коробок.

Прошло уже полгода с тех пор, как Сидзука и Асафуми потеряли работу. Несмотря на бушевавший в мире экономический кризис, они беззаботно рассуждали о нём, как о пожаре в чужом доме. Но неожиданно фирма по производству кондитерских изделий, где они работали, объявила о крупномасштабном сокращении штатов. И в первую очередь сокращение коснулось сотрудников научно-исследовательской лаборатории.

Если бы они работали в отделе разработки новой продукции, причастном к созданию новых изделий, таких как шоколад со вкусом кунжута, конфет из сушёной каракатицы и т. п., это, возможно, спасло бы их. Но, к сожалению, оба они работали в отделе фундаментальных исследований, занимавшимся изучением токсичности бобов сорамамэ или сравнительным анализом вязкости слюны человека и коровы и тому подобными проблемами, не имеющими непосредственного отношения к производству и получению прибыли. Поэтому их уволили первыми. Но так как оба они были застрахованы на случай безработицы, то решили, не торопясь, искать другие вакансии. И без спешки и суеты повели жизнь безработных.

Освободившись от необходимости каждый день ходить на работу, они зажили в своё удовольствие. Словно в пору своей любви, взявшись за руки, они бродили по Иокогаме, ездили на машине в однодневные путешествия на озёра Яманака[20]и Окутама,[21]совершили небольшое путешествие на полуостров Идзу. А в перерывах перелистывали журналы вакансий, заглядывали в центр занятости, просматривали в газетах рубрики «Требуется». Время бежало незаметно, как вода в туалете. Когда месяц назад неожиданно грянуло извещение об окончании срока выплаты пособия по безработице, чувство свободы сменилось беспокойством. Запаниковав, они начали поиски вакансий со всем тщанием, но работы по их профилю не находилось. Вообще-то это было странно — ведь стоит правильно настроиться, и непременно найдёшь то, чего не находилось прежде. Когда они поняли, что больше не могут позволить себе платить за квартиру в многоэтажном престижном доме в центре Иокогамы, родители Асафуми предложили — а не вернуться ли им в Тояму? Так как дом Рэнтаро пустовал, они предложили им поселиться в нём и помочь отцу Асафуми в его делах по продаже лекарств.