Дорога-Мандала - Масако Бандо

Асафуми ответил, что вовсе не прочь помочь родителям, пока не подыщет другую работу. Сидзука, узнав, что дом Рэнтаро довольно далеко от родителей Асафуми, и что это пусть и небольшой, но отдельный дом с садом в 450 квадратных метров, решила, что и она попробовала бы пожить в Тояме. Вот так они и покинули квартиру в Иокогаме и два дня назад переехали в Тояму.

Но одно дело услышать и совсем другое — увидеть. Когда оказалось, что небольшой дом с садом — это полуразрушенная лачуга на заросшем лесом участке, Сидзука приуныла. Стоя на веранде, она смотрела на ещё не расставленные по дому вещи. И ей захотелось прямо сейчас, не распаковываясь, вернуться в Иокогама.

Асафуми вошёл в дом через веранду и принялся настраивать стереосистему. Он тщательно подключал перепутавшиеся провода к колонкам и приставкам. Сидзука же, сняв сандалии и войдя в дом, стала отбирать из кучи сваленных в комнате картонных коробок те, что следовало спрятать в кладовку. Обувь, летняя одежда, посуда. Она изучала наспех сделанные фломастером надписи на коробках. Косметика, сумочки, простыни, популярные карманные издания… Из каких же случайных вещей складывается человеческая жизнь…

Сидзука вспомнила предотъездную суету. Хотя множество вещей они раздали или выбросили, как по волшебству в их тесной квартирке то и дело обнаруживались самые разные вещицы, избавиться от которых было совершенно невозможно! Футболка из секции айкидо, в которой занимался Асафуми в студенческие годы, полученная в подарок на свадьбе друзей керамическая тарелка — тяжеленная, как якорь; купленная на распродаже импортных товаров фетровая шляпа с огромными полями, какие носили знатные европейские дамы, снаряжение, приобретённое в очень недолгую пору увлечения Асафуми крикетом. Вещи, которые им никогда не понадобятся и которыми они никогда не воспользуются, но выбросить их было совершенно невозможно. Такие вещи были и у Сидзуки, и у Асафуми. Оба они горячо доказывали друг другу, почему им так важно, чтобы они были под рукой. Но хотя они и решили взять эти вещи с собой, в глубине души оба чувствовали, что не могут объяснить ни себе, ни другим, почему так привязаны к ним. Несомненно, в каждом человеке есть что-то такое, чего он сам в себе толком не понимает, думала Сидзука.

Неожиданно послышалась песня:

One voice One thought

One way One God.[22]

Сидзука подняла голову, как потревоженная птичка. Склонившийся над проигрывателем Асафуми довольно покачивал плечами в такт музыке. Видно, ему удалось подключить колонки.

Асафуми жить не мог без музыки. Музыку он слушал всё время: дома, встав поутру, и вечером перед сном он включал проигрыватель, по дороге с работы и на работу слушал музыку, нацепив наушники. На работе ему тоже хотелось музыки. Но когда он однажды надел наушники, начальник сделал ему замечание, и о музыке на работе пришлось забыть.

На заре их знакомства Сидзука думала, что он просто любит музыку. Но когда оказалось, что он слушает музыку даже в постели, занимаясь сексом, она пришла к заключению, что это своего рода музыкальная наркомания. Без музыки он начинал нервничать. Обыкновенно жизнь Асафуми, как сцена на телеэкране или в кино, замирала до того момента, пока не начинала звучать музыкальная тема.

Вот и сейчас. Подстроившись под музыкальную тему, Сидзука принялась переставлять картонные коробки.

One voice One thought

One way One God.

Эта песня набегает, как чистая волна, вновь и вновь.

Один голос, одна мысль.

Коробка с простынями, коробка с письмами. Коробка со свитерами. Отложив в сторону коробку со свитерами, Сидзука перенесла её на веранду.

Единственный путь, единый Бог.

Повторяя про себя слова песни, она неожиданно подняла голову, и тут же перенеслась в зелёный сад с колышущимися листьями олеандра.

Одна рука, один пенис.

Сидзука упоённо смотрела на трепещущие тени листвы.

В первый же вечер по прибытии в Японию Сая снова увидела старшего брата Кэку — спустя долгое время. Он стоял рядом с Саей, как руки протягивая к ней усыпанные белыми цветами ветви Дерева мёртвых. Хотя его лица и фигуры было не различить, Сая, как всегда, сразу же поняла, что это Кэка. От брата повеяло влажным запахом джунглей. Был слышен даже тихий шелест любимого братом звенящего папоротника.

Кэка поднёс ветви Дерева мёртвых к своим губам, а затем стал раскачивать ветви из стороны в сторону. Каплевидные листья метались в воздухе, окрашенном слабым багрянцем и освещённом электрическим фонарём. Когда листья замерли, брат исчез. Сразу же исчез источаемый братом запах джунглей, и Саю снова обступило шумное оживление — в просторной комнате, застеленной циновками, там и сям непринуждённо болтали репатрианты.

Это была гостиница Управления по оказанию помощи репатриированным. Поужинав белым японским рисом, сильно смахивавшим на личинок, отварными овощами и мутным фасолевым супом, репатрианты отправились в большую комнату, где для них были отведены спальные места, и повели беседы о перенесённых лишениях. Все они добрались, наконец, до Японии, наконец-то были избавлены от морской качки. Пребывавшая в постоянном напряжении Сая тоже расслабилась. Прислушиваясь к дыханию сына, спавшего, раскинув руки и ноги, она привела в порядок вещи в дорожном саквояже.

После того, как брата убили в Кота-Бару, она иногда видела его, но с тех пор, как они ступили на корабль для репатриантов, он перестал являться. Только когда ей стало совсем одиноко, она осознала, сколько сил придавала ей возможность снова увидеться с братом. На щеках Саи проступила лёгкая улыбка, она заглянула в дорожный саквояж. Бельё сына, её юбка, иголки и нитки. Стоило ей переложить скудный багаж, как поднялось пахнущее лекарствами облако белой пыли. И вместе с облаком этой лекарственной пыли в её памяти ожил тот суматошный день.

Сев в утлую лодчонку, которая, казалось, затонет, стоит лишь набежать высокой волне, они поплыли к пристани Удзина, где находилось Управление по оказанию помощи репатриированным. Саю смущали пронзительные девичьи голоса: «С возвращением!», «Добро пожаловать!» Толпа школьниц в форме — белые рубашки с короткими рукавами и синие юбки — живо размахивала шляпами и носовыми платками. Репатрианты один за другим высаживались на берег и лихорадочно выгружали багаж. «О, девушки! Полно молоденьких девушек!», «На родине ещё остались девушки!» — то ли в шутку, то ли всерьёз переговаривались демобилизованные солдаты. Встречающие напряжённо вглядывались в лица репатриантов, силясь отыскать родных. Заглушив лившуюся откуда-то бодрую американскую мелодию, донёсся громкий голос из мегафона: «Уважаемые репатрианты, мы рады, что вашим лишениям пришёл конец, мы все с огромным нетерпением ждали вашего возвращения — и ваши соотечественники, и прекрасные горы и реки Японии». Ожидавшие увидеть жалкую поверженную врагом Японию репатрианты растерялись от такого праздничного и радушного приёма. И Сая тоже, будто снова обманувшись отзвуком джунглей, взяла сына за руку и устремилась за потоком людей к стоявшим напротив пристани деревянным зданиям Управления по оказанию помощи репатриированным. Первым располагалось здание таможенной инспекции, напоминавшее деревянный склад. Здесь репатриированным велели по очереди разложить свой багаж на полу для досмотра. Когда медсёстры в марлевых повязках, белых колпаках и белых халатах принялись обрабатывать вещи из пульверизатора, столбом поднялась сильно пахнущая лекарственная пыль и покрыла даже тех, кто стоял в задних рядах. Затем пришли таможенники и приступили к досмотру багажа. Солдаты оккупационных войск в беретах, в шортах, держащие наперевес винтовки с примкнутыми штыками, производили сильное впечатление, противоположное впечатлению от радушной встречи. По мере прохождения дезинфекции и досмотра багажа отовсюду стали доноситься недовольные восклицания и перебранки. Мужчина с несколькими сумками в руках протестовал, требуя вернуть ему безделушку из слоновой кости. «Но почему нельзя драгоценности?! Ведь без них мне не на что будет жить!» — отчаянным голосом умоляла таможенника какая-то женщина. Когда Сая раскрыла свой дорожный саквояж, то услышала рядом женский крик: «Это же моё! Что вы себе позволяете!» Это была та самая женщина, обитавшая на корабле рядом с Саей. Чиновник достал из бархатного мешочка кольца, браслеты и т. п.