Черный список - Александра Маринина

Майор не выдержал первым.

– Слушаю вас, гражданин. Что у вас?

Я протянул ему свое удостоверение.

– Мне нужен опер, который работает по убийству актрисыДоренко. Поможете?

Майор молча вернул мне красную книжечку и стал куда-тоназванивать.

– Двенадцатый кабинет, – наконец после несколькихзвонков произнес он. – По лестнице на второй этаж и направо.

То, что я увидел в кабинете, на котором значился номер 12,меня озадачило. Там никак не мог находиться оперативник, которого я искал. Этобыл типичный кабинет начальника, роскошный, обставленный добротной мебелью. Ичеловек, который восседал во главе письменного стола, тоже смотрелсяначальником. Хорошо за пятьдесят, жесткие глаза, грузная фигура.

– Подполковник Стасов, Управление уголовного розыска, ГУВДМосквы, – представился я, пытаясь справиться с недоумением.

– Мне о вас не звонили, – сообщил мне хозяин кабинета,глядя куда-то в сторону.

Я с ужасом подумал, что не знаю, кто он, как его зовут, ивообще произошло какое-то недоразумение. На кителе я увидел полковничьи погоны,которые с равным успехом могли принадлежать и начальнику управления, и любомуиз его заместителей. Правда, вход в кабинет был из коридора, а не из приемной,и это позволяло надеяться, что я попал все-таки не к начальнику, а к кому-то иззамов.

– Дежурный сказал, что я должен пройти в двенадцатыйкабинет.

– Правильно. Но из Москвы о вас не звонили. Что вы хотите?

Тут я сообразил, что дежурный принял меня за сыщика, которыйприехал из Москвы в связи с убийством Ольги. Вероятно, поэтому он и направилменя к руководству, так сказать, представиться и доложиться по команде. Аруководство, естественно, ни сном ни духом ни про какого сыщика и знать незнает.

– Товарищ полковник, я хотел бы встретиться с сотрудниками,которые занимаются убийством Ольги Доренко.

– Зачем? Кто вас уполномочил?

Вопрос мне не понравился. Где ты, прославленное милицейскоебратство! Где ты, воспетое в книгах и фильмах чувство локтя, дружеская помощь исвоевременная поддержка! Полковник вел себя так, словно ему было глубоконаплевать на сам факт убийства актрисы и больше всего его заботит вопрос о том,чтобы в светлые ряды городских милиционеров не проник московский шпион с егогрязным разлагающим влиянием.

– Меня никто не уполномочил. Но я могу оказаться полезным врасследовании убийства. Я хорошо знал потерпевшую.

– Кто вас прислал?

– Никто меня не присылал, я нахожусь в вашем городе наотдыхе, узнал об убийстве и пришел.

– Откуда вы узнали об убийстве?

Все это больше походило на допрос, словно я обманным путемпытаюсь втереться в процесс расследования, преследуя свои темные интересы.

– Мне сообщила моя жена, она работает на кинофестивале.

Я не стал упоминать о том, что жена – бывшая, потому чтотогда пришлось бы долго объяснять ему про Лилю и про Ритины педагогические экзерсисы.

– Фамилия жены?

– Мезенцева. Маргарита Мезенцева.

– А ваша фамилия – Стасов? Очень интересно.

Я вдруг понял, что стою перед ним, вытянувшись по стойке«смирно». Видимо, его недоброжелательность оказывала на меня гипнотическоевоздействие.

– Если у вас есть информация, проливающая свет на убийствоДоренко, вы можете поделиться ею со мной, – холодно произнес полковник,занимающий так и не установленную мною должность. – Я не сторонникподключения посторонних лиц к работе, это часто мешает и создает дополнительныетрудности.

– Но я профессионал, а не посторонний, – попыталсявозразить я.

– Насколько я понял из ваших слов, вы можете бытьпотенциальным свидетелем, и в этом смысле вы, безусловно, посторонний. Мыиспользуем вас в качестве свидетеля. Пожалуйста, я готов выслушать все, что вызнаете о Доренко. Но привлекать вас к работе я не позволю. Вы находитесь вданный момент не на службе, и как профессионал вы для меня не существуете.

– А если вам позвонят насчет меня из Москвы, вы допуститеменя к работе?

На самом деле я вовсе не хотел, чтобы меня допускали кработе. Наверное, я закоренелый эгоист, но у меня никогда не бывает потребностивлезать в чужое дело и помогать изо всех сил. Каждый должен тянуть свой воз.Мой визит сюда был продиктован не стремлением подключиться к работе поразоблачению убийцы, а единственно желанием поговорить по-мужски соперативниками, объяснить им, что Гарик Литвак не имеет к убийству ни малейшегоотношения, потому что его связь с убитой является чистейшей воды плодом воображения.Вот и все. Мои благие намерения не шли ни на сантиметр дальше. Но мне сталолюбопытно, отчего этот полковник, восседающий в роскошном кабинете, так меняневзлюбил и почему он не хочет допускать меня к расследованию убийства. У негобольное самолюбие? Он не любит, когда ему приказывают? Его приводит в бешенствосамо слово «Москва»?

– Я допущу вас к работе только в том случае, если будетписьменное указание из Главного управления уголовного розыска МВДРоссии, – четко ответил он. – Я подчиняюсь только им. РуководствоУправления внутренних дел столицы ко мне никакого отношения не имеет, мы с нимиравны по рангу, и они могут только просить меня.

– Но если они попросят? – настаивал я.

– Это будет зависеть от ситуации. Обычно я такие просьбы невыполняю. Ваши коллеги только путаются под ногами и вносят сумятицу в нашуработу. Если в министерстве принимается решение о созданииследственно-оперативной группы совместно с ГУВД Москвы, тогда другое дело.Будет решение – будем разговаривать. Я вас больше не задерживаю, господинСтасов.

Так. Из начальственного кабинета меня выперли, причем дажене очень вежливо. Но я не обидчивый. Вернее, обидчивый, но привычный и умеющийне обращать внимания. Поэтому я не заплакал горючими слезами, но злобу затаил.Я поднялся на третий этаж, где все было как-то попроще: и дорожки на полу небыло, и стены не обшиты деревом, как на втором этаже, а покрыты маслянойкраской, и двери не обиты дерматином. Прислушиваясь к голосам, доносящимсяиз-за дверей, я выбрал комнату, в которой, судя по шуму, народу было много.

– Извините, – робко сказал я, делая глупое лицо. –Меня вызывали в связи с убийством актрисы Доренко, а я забыл, в какую комнату.

– В тридцатую, – тут же ответили мне, и я тихонькоретировался.

Возле тридцатой комнаты сидела очередь, и я сообразил, чтоесли здесь сидят те, кто занимается ночным убийством, то все эти люди вызваныдля дачи объяснений. Занять очередь означало бы добраться до нужных мнесотрудников не раньше чем в конце дня. Объясняться же с этой очередью, рассказываяим, что я «свой» и «мне по делу надо», мне не хотелось. Можно было бы, конечно,просто войти в кабинет, никому ничего не объясняя, но была реальная опасностьнарваться на такого же поборника суверенитета, с которым я только что общался вкомнате 12. Врываться в чужой кабинет посреди допроса, требовать к себевнимания – так можно вылететь из родной милиции в пять секунд. Вылететь-то нежалко, но на мне камнем висел долг перед Игорем Литваком, и выполнить своюзадачу я должен был во что бы то ни стало.