Черный список - Александра Маринина

– Что возьмем? – демократично спросил я Лилю. –Сосиски куриные, копченые или голландские?

– Копченые, – не раздумывая откликнулась она, свожделением впиваясь глазами в витрину с разнообразными колбасами.

– А на гарнир? Сварим картошку или макароны? Или хочешь,купим пакет гречки, она быстро варится.

– Все равно, пап, что хочешь.

Я хотел картофель фри с хрустящей золотистой корочкой иквашеной капусты. Но все равно выбирать приходилось между вареной картошкой,макаронами и гречкой, а Лиля была мне в этом трудном деле не советчица. Когдамой ребенок видел сырокопченую колбасу, мир переставал для нее существовать.Можно было в этот момент добиться от нее согласия на любую экзекуцию вплоть доглотания желудочного зонда, можно было даже вырвать у нее обещание не читатьлежа и за едой. Не знаю, почему Рита ограничивала девочку в том, что она любилабольше всего на свете (после книжек, конечно), я лично никакого вреда здоровьюот колбасы не вижу. Но Рита – это Рита, она не удостаивает окружающихобъяснениями своих поступков и оценок. Ребенку это вредно – и все. Поэтому все,в чем я не согласен с матерью Лили, я делаю по-своему, но тайком. Плохо только,что к этим «тайным» действиям приобщается и сама Лиля.

Купив пять копченых сосисок, пачку сметаны и попросивнарезать тоненькими ломтиками колбасы «Преображенская», мы вышли из магазина ипоплелись на маленький базарчик, где выбрали восемь средних картофелин, трипомидора, четыре огурца и одну луковицу. Продавцы морщились и ворчали, им былонеудобно взвешивать такие смешные порции овощей, но я стоял с каменным лицом,делая вид, что все это ко мне не относится. Пусть хоть изворчатся все, но ябуду покупать ровно столько продуктов, сколько нужно для ужина, иначе на этойчудовищной жаре да без холодильника все протухнет. Более того, неиспользованныепродукты придется держать в нашей комнате, и утром над ними уже будет витьсястайка омерзительных мелких мушек. Нет уж, увольте.

Сегодня мне не повезло, на кухне кроме хозяйки, ВерыИльиничны, толклись две девушки из Петербурга, которые тоже снимали комнату.Мое появление было воспринято без восторга, в кухне было все-таки тесновато. Нучто ж, можно поужинать и попозже, решил я, быстро ретируясь и поднимаясь полестнице в свою каморку.

– Ты очень голодная? – заботливо спросил я Лилю,которая уже улеглась на кровать и уткнулась в свои «Сны».

– Нет еще, – машинально ответила она, не поворачиваяголовы.

Дом у стариков Вишняковых был очень маленький, нодвухэтажный. На первом этаже были две хозяйские комнаты, на втором – дведругие, которые в летнее время сдавались по безбожной цене. Хозяйские «покои»были гораздо более просторными, потому что занимали всю площадь, отведенную поддом, в то время как на втором этаже жилые помещения опоясывались чем-то средниммежду галереей, верандой и балконом. Я понял, что дом строился в те времена, когдакурортники могли селиться только в частном секторе, гостиницы были имнедоступны, а ехать они тоже могли только сюда, на Черноморское побережье, ибоникаких курортов Турции, Греции, Испании и Италии тогда и в помине не было.Спрос был на каждый квадратный метр, на котором стояла койка. Делить площадьверхнего этажа на три или четыре комнаты оказалось невыгодным, потому чтокаморки получались крохотными, а в каждую из них нужно было поставить какминимум две кровати, стол, тумбочку и пару стульев. Чтобы не тратиться намебель, они сделали две комнаты, обставленные точно так же скудно, а дляжелающих ставили раскладушки на галерее. И пусть там не было никакой другоймебели, бледнолицые изможденные горожане бывали счастливы, что есть хотя быраскладушка и постель, все равно они целый день проводили на море.

Пережидая наплыв народа на кухне, я вынес стул на эту увитуюдиким виноградом галерею, уселся, закинув ноги на перила, с наслаждениемзакурил и погрузился в грустные мысли об убитой Оле Доренко. Мысли из грустныхочень скоро превратились в неприятные, ибо в них стало закрадыватьсяподозрение, уж не Маргарита ли Мезенцева тут замешана. Конечно, она уже недолжна была ревновать: во-первых, история с Литваком ее вполне успокоила, аво-вторых, мы все-таки были в разводе. Но Рита при всех своих недостаткахпростушкой никогда не была. Она могла узнать о том, что роман с Гариком –чистейшей воды вранье, а раз вранье, значит, мы с Ольгой хотели скрыть от нееправду. И правда эта очень даже могла Рите не понравиться. Тем более что онадействительно ездила на всякие курортные фестивали каждый год и каждый годпросила меня взять Лилю и приехать, а я всегда отказывался. В этом году ясделал так, как она просила, только лишь потому, что выслужил свои законныедвадцать лет и собрался увольняться на пенсию, в связи с чем мне предоставиливозможность отгулять отпуск не только за текущий год, но и все остатки прежнихлет. Сразу же по возвращении в Москву я должен буду пройти медкомиссию, послечего получу свои пенсионные бумажки и стану свободным, как нищий бродяга. Номои резоны Рите могли не показаться убедительными. Узнав об обмане, она могларешить, что я по-прежнему кручу с Олей, что сюда приехал исключительно из-занее, и прошлая, угасшая было ревность могла вспыхнуть с новой силой. Болеетого, при таких обстоятельствах она могла подумать, что и развелся я с ней тожеиз-за Оли. Совершить убийство, свалить подозрения на ничего не подозревающегобезвинного Игоря Литвака, при этом искать утешения и поддержки у бывшего мужа,который сам работает в уголовном розыске и в обиду ее не даст… Коварно, подло,но вполне в духе Маргариты Мезенцевой.

– Владик, почему вы ушли? – раздался снизу голосокодной из девушек-квартиранток.

Я глянул вниз и увидел черненькую симпатичную Иру, которая ссамого первого дня строила мне глазки и пыталась подружиться с Лилей.

– Не хочу наступать вам на пятки, – ответил я. –Подожду, пока вы закончите, я не тороплюсь.

– Но ведь ребенок голодный, – возмущенно произнеслаИрочка. – Спускайтесь, Владик, мы с Татьяной уже все сделали и освобождаемвам территорию.

Я взял из комнаты пластиковые сумки с продуктами и спустилсяв пристройку, где была устроена кухня.

– Владик, присоединяйтесь к нам, – гостеприимнопредложила Ира, расставляя на большом столе под навесом тарелки с аппетитнопахнущей едой.

Я всегда восхищался умением женщин приготовить в походныхусловиях и при отсутствии холодильника самые экзотические блюда. Ирочка,похоже, была девицей домовитой, если так старалась не для любимого мужа, а длясебя самой.

Ее подруга Татьяна была полной противоположностьючерноволосой смуглой Ирочке. Дебелая блондинка, телеса которой вываливались изкупальника, как квашня из кадки, она не только не пыталась строить мне глазки,но, казалось, вообще меня не замечала. Зато она очень дружила с Лилей. Самоестранное заключалось в том, что Лиля сама тянулась к ней, и белокожая девицавела с ней по вечерам какие-то долгие беседы. При этом складывалосьвпечатление, что Таня принимает девочку за круглую сироту, потому что она ниразу не сделала ничего такого, из чего можно было бы понять, что она знает: уЛили есть отец, более того, этот отец спит в соседней комнате, за стенкой,каждое утро здоровается, кипятит в кухне воду для кофе, и вообще, вот он,собственной персоной, метр девяносто, волосы темно-русые, глаза зеленые. Ирочкастреляла в меня глазками так выразительно, что я не верил, чтобы она необсуждала меня со своей подругой. И тем не менее…