10000 литров чистого ужаса - Томас Гунциг

Кати поглядывала на дорогу, на убегающие деревья, на стену леса… Скучное зрелище. Кати вообще не любила деревню. За городом она была в последний раз, когда они с родителями ездили кататься на лошадях. Вернулась, искусанная комарами — все ноги в прыщиках. Деревня представлялась ей формой культурной отсталости. Вернее, даже противоестественным движением вспять: ведь развитие человечества предполагает переход из полей в интерьеры Филиппа Старка и ни в коем случае не наоборот. Но Джей-Си сказал, что захватит «все для расслабухи»: травку, кокаин, экстази. В деревне, по крайней мере, никто не помешает ловить кайф сколько вздумается.

Хотелось надеяться, что пресловутый дом Патрисовой тети окажется со всеми удобствами.

Кати обернулась к Патрису. Он смотрел в окно с отсутствующим видом и показался ей как никогда похожим на тюленя: толстые щеки, круглые глаза, жирно блестящая кожа.

— Патрис, — спросила она, — а почему ты не взял с собой свою девушку?

Патрис поднял голову и залился краской.

— Я… у меня нет девушки…

— Ну как же… Все парни обзаводятся девушками на первом курсе…

Патрис заерзал на сиденье и попытался улыбнуться.

— Я много занимался…

— Жаль… — вздохнула Кати с притворно сокрушенным видом. — Скажи, Джей-Си, правда, жаль?

— Очень жаль, — кивнул Джей-Си.

Патрис вдруг привстал.

— Здесь надо свернуть, — сказал он, — сразу после подъема.

— Прямо в лес, что ли?

— Да, по проселочной дороге.

Все посмотрели на дорогу, почти тропу, которая отлого спускалась в лесную чащу.

— Ты уверен, что по этой дороге мы приедем к какому-то дому?

— Да, к дому и к озеру.

— Надо было взять отцовский внедорожник, — хмыкнул Джей-Си, поворачивая.

И машина покатила вниз.

Ивана согласилась поехать ради Марка, чтобы сделать ему приятное. Она не любила такие «молодежные» уик-энды: слишком хорошо знала, чем они обычно заканчиваются, да и какой интерес не просыхать с утра до вечера за разговорами час от часу бессвязнее. Уж если на то пошло, думала она, почему бы не заняться этим в чьей-нибудь квартире. По крайней мере, можно уйти домой, когда захочется, не надо ни от кого зависеть и рассчитывать на трезвую голову дегенератов вроде Джей-Си.

А он дегенерат и есть. Для Иваны все эти элитные сынки имели в своей родословной столько эндогамных союзов, что о хорошей наследственности и речи быть не могло. Привычки богатых и облеченных властью не изменились со времен средневековья: олигархи, финансисты, «золотая молодежь» и прочие шестеренки машины капитализма по-прежнему ищут себе пару в своем кругу и чураются «плебса». Вот и получаются такие уроды, как Джей-Си. С виду хорош, сытый и смазливый, носит свитера из шотландской шерсти, ездит в шикарных машинах… А душа-то насквозь гнилая… Только дегенерат способен промотать за вечер столько, сколько она получает за месяц, работая четыре вечера в неделю официанткой в псевдоитальянском ресторане. Ей-то родители не помогают. Ее матери самой бы кто помог — она не может ни завязать с пьянкой, ни заплатить по счетам, ни даже сама заполнить бумаги на социальное пособие… Все это лет с двенадцати делала за нее Ивана.

А отец… Отец… Насколько она знала, он был жив-здоров и работал «втемную» в Канаде в каком-то итальянском ресторане. Да, и он тоже, просто семейное проклятие какое-то.

Ивана была зла на весь свет. Зло думала, зло училась, зло добивалась успеха. Вот уже два года она — самая блестящая студентка юридического факультета. Учеба для нее была, ни больше ни меньше, шансом на выживание.

Когда «тойота» катила по проселку через лес, Ивана повернулась к Марку. Они встречались уже год, и никогда еще ей не было так хорошо с парнем. Красавцем Марка не назовешь, но обаяние в нем просто убойное. Какой-то магнетизм, от которого у нее с первой минуты снесло крышу… и еще в нем привлекала почти женственная нежность… Она не понимала, как Марк мог дружить с этим придурком Джей-Си, но поклялась себе, что не станет «девчонкой, которая ссорит своего парня с друзьями». Роль не по ней.

— А это что тут? — спросил Джей-Си, указывая на маленькое кособокое строение — придорожный магазинчик.

— Я помню, это местная лавка, она уже тогда здесь была, — ответил Патрис. — В ней все есть: хозяйственные товары всякие, продукты…

Джей-Си затормозил так резко, что шины заюзили по гравию.

— Эээээй! Что ты делаешь? — взвизгнула Кати.

— Мне надо кое-что купить!

И, выскочив из машины, он скрылся в магазине.

Джей-Си отлично знал, чего он ждет от этих нескольких дней в деревне. Фифти-фифти: пятьдесят процентов траха, пятьдесят процентов кайфа. Он взял с собой травку и немного кокаина, но не хватало выпивки — и вдруг магазинчик у дороги, вот пруха-то, живем! Понятное дело, он ударил по тормозам, как только этот слизняк Патрис сказал, что здесь можно купить все.

Когда он толкнул входную дверь, тонкий голос прокричал у него за спиной:

— Джжжей-Сиииииии, подожди меня!

Он стиснул зубы: голос Кати раздражал донельзя. Как крысиный писк. Он обернулся и улыбнулся ей. Все-таки фигура у нее — зашибись. Джей-Си мог трахать ее до посинения, ему не приедалось, и он надеялся в этот уик-энд попробовать кое-что новенькое. Например, ему давно хотелось поиметь ее сзади. Он где-то вычитал, что девушке для этого надо выкурить побольше косяков, тогда войти легче.

— Я с тобой!

Какая же она все-таки дура! Он еще раз улыбнулся, взял ее за руку и открыл дверь.

В магазине пахло нафталином и жавелевой водой. Полки со всевозможными товарами тянулись вдоль стен.

— Что это за звуки? — спросила Кати.

Металлический лязг доносился откуда-то из-за прилавка.

Джей-Си пожал плечами, оглядывая полки в поисках бутылок со спиртным.

Кати ойкнула.

— Что еще? — Джей-Си не находил спиртного, и настроение у него стремительно портилось.

— Посмотрииии! — пропищала Кати, перегнувшись через прилавок.

Джей-Си заглянул за прилавок и понял, откуда звуки: зверек в клетке, то ли енот, то ли хомяк, пытался перегрызть прутья. Два ряда острых желтоватых зубов безуспешно царапали металл, издавая малоприятные звуки, похожие на визг электропилы.

— Тьфу ты, какая мерзкая тварь…

Договорить Джей-Си не успел, его перебил мужской голос:

— Это кот. Красавец, правда?..

Открылась задняя дверь за прилавком, и вошел мужчина в ковбойке и джинсах. Старый, лет шестидесяти, с серыми волосами. Он был так худ, словно долго лечился неподходящими методами, а на его лице оставила глубокие следы застарелая кожная болезнь.