Иди и возвращайся - Евгения Овчинникова

Игровую площадку в детском саду, куда мы ходили в одну группу с двух лет, недавно перекрасили. Даже в темноте машинки, паровозики и песочница выступали из темноты яркими красками. Из-за холодной весны трава еще не начала расти, голые ветки барбариса неуютно выглядывали из цветника за низкой оградой.

— Кофе? Серьезно? На закрытой вечеринке? — возмутилась Настя.

— Что не так с кофе?

— Ну даешь. Хоть бы фруктового пива достала.

— Берите что дают. А то сейчас прошлогодний лимонад вспомню, — ответила я, разливая кофе в подставленные чашки.

Подняла свою чашечку.

— Поздравляю вас с еще одним годом. С че-тыр-над-ца-ти-летием, — произнесла по слогам, чтобы не сбиться на сложном слове. — Всё, пейте.

— Нет-нет-нет, — возмутилась Настя, отбирая у меня чашку. — Давай развернуто.

— Мы что, на литре?

— Ну в самом деле, — Ваня сморщился, сделал глоток и сморщился еще больше. — Ужас, как вы это пьете? — Он подозрительно понюхал кофе. — Там что, ацетон?

— А что не так? — я отхлебнула, с трудом проглотила. — Отличный вкус. Вчерашняя обжарка. — Отпила еще раз, стараясь не кривиться. — Легкая кислинка и шоколадное послевкусие. И еще немного коньяка.

Дома, перед тем как закрыть термос, я достала из посудного шкафа бутылку коньяка и плеснула совсем немного.

Настя попробовала свой кофе, и глаза у нее полезли на лоб.

— Ты бы это… водичкой разбавила, что ли, — хрипло прошептала она. — Есть чем запить?

— Нет. — Я уже жалела, что не заварила чаю. Зато Настя и Ваня забыли о том, что я не закончила поздравление. Они как дети малые — достаточно переключить внимание, и можно не отвечать на неудобный вопрос.

Они стали шарить в рюкзаках и карманах, искать для Насти жвачку или конфетку. А я пыталась вспомнить, что мы пили в самый первый раз. Тогда, в подготовительной группе, мы утащили из игровой пластиковые чашки и устроили «чаепитие» по случаю дня рождения близнецов. Кажется, кто-то из них приволок из дома бутылку с водой, и мы не вышли из домика над горкой, пока не выпили все полтора литра. Или воду мы пили в первом классе, а в шесть лет что-то другое?

С тех пор мы повторяли ритуал. Близнецы любили повторения и ритуалы. В прошлом году Настя месяц готовилась, обещала, что раздобудет шампанского. И в самом деле принесла — в длинношеей бутылке, разукрашенной танцующими принцессами в розовом, болталась газировка, такого же цвета, что и шампанское, и с такими же пузырьками.

— Поставщик подвел, — важно сказала она, разливая ее в чашечки.

Мы выпили лимонад до конца — тоже часть ритуала.

Сегодня была моя очередь приносить напитки. Когда я предложила добавки, близнецы вежливо промолчали. Я вытянула руку с термосом над землей и перевернула. Мы слушали, как кофе с коньяком льется на прошлогоднюю траву.

Через полчаса мы окончательно замерзли и спустились вниз. Пролезли в отогнутые прутья ограды.

— Что-то не очень весело в этом году. — Настя зевнула.

— Может, в следующем будет лучше, — предположила я.

— Не весело?! А как же твой принц? — усмехнулся Ваня и ловко увернулся от тычка в бок.

Он придержал калитку арки, чтобы мы прошли.

Так закончился четырнадцатый день рождения близнецов. Официальное празднование было в тот же день, но раньше, сразу после уроков. На роллердроме собралось человек пятьдесят: почти весь класс, ребята из секции по гандболу, приятели из студии актерского мастерства, даже пара девчонок из кружка по лепке, который Настя бросила в третьем классе. Иногда она казалась мне чересчур общительной. И, конечно, все эти веселые знакомые умели кататься на роликах. Все, кроме нас с Ваней. Мы сидели на низких скамейках, как в школьном спортзале, и смотрели, как Настя с приятелями — раскрасневшиеся, растрепанные — визжат и гоняются друг за другом, падают, поднимаются, подъезжают к столу за колой. На скатерти, расстеленной на двух сдвинутых партах, стояли открытые бутылки с газировкой, валялись пластиковые стаканчики, откуда пили, не разбирая, все подряд, лежали остатки торта. Чтобы чем-то себя занять, я стала собирать мусор и выбрасывать его в стоявшее рядом ведро.

— Помочь? — спросил Ваня.

Ответить я не успела — в зале вдруг приглушили свет, по нам и другим гостям поплыли разноцветные блики, и колонки запели голосом Элвиса Пресли:

— Wise men say, only fools rush in, but I can’t help falling in love with you[1].

Под мелодию, призванную, видимо, задать романтический настрой, из двери за занавесью выехал парень на роликах в атласном плаще и в короне. Освещаемый прожектором, он сделал два круга по залу, выписывая пируэты, потом подъехал к Насте, встал на колено и протянул руку. Улыбаясь до ушей, она взяла его за руку, и они закружились вместе. Их сразу скрыла толпа гостей.

— Ваня, что это такое? — громко зашептала я.

— Принц, не видишь, что ли?

— Откуда?!

— Входил в программу «День рождения на роллердроме». Сестрень только ради него нас сюда и потащила.

Так вот почему всем пришлось ехать на конечную станцию метро.

— Зачем ей, блин, принц? — недоумевала я.

— Чтоб мы троллили ее каждый день, — хмыкнул Ваня.

Я рассмеялась:

— Так себе принц, если честно.

— А что с ним не так?

— Он же в очках. И корона картонная.

Теперь рассмеялся Ваня.

— Какой он должен быть?

— Не знаю. И вообще принцев не бывает.

Как и чудовищ.

Мы снова сели на скамейку и смотрели, как все веселятся.

— Почему ты не пригласил никого из своих? Это же ваш общий день рождения.

Ваня пожал плечами.

— Ну, формально мой день рождения завтра.

— А все-таки?

— Не хотел. Да и некого, если подумать. Ты тоже никого не приглашала на свой.

— Я пригласила вас.

— А я пригласил тебя.

Когда все закончилось, Настя долго прощалась с гостями: полчаса поцелуев и обнимашек. Ваня зевал и закатывал глаза в углу гардероба.

— Позвольте, пожалуйста, пройти, — попросил кто-то сбоку.

Я подвинулась и одновременно обернулась — мимо меня прошел принц.

— Спасибо, — сказал он, и его лицо вытянулось в морду мозазавра.

Тихо села на кровати, чтобы они не услышали, что я проснулась, и не перестали спорить. Комната за прошедшие три года почти не изменилась. Так же торчали футболки из шкафа для одежды, правда, его дверцы немного покосились. Так же висел ночник — божья коровка, хотя он уже не работал. Письменный стол, стул. Кресло и подоконник завалены вещами — еще не бардак, но уже не порядок. Золотая середина. Разница была только в рисунках на стенах. Карта мира, давно выцветшая, теперь лежала, свернутая в рулон, под кроватью, под которой когда-то жило мое первое чудовище. Ее сменил плакат «Эволюция морской фауны от архея до наших дней».