Блудный сын - Колин Маккалоу

Говоря это, он не переставал работать: Ал относился к тем странным людям, которые любят говорить и делать одновременно. После первого потока кислорода, наполнившего легкие, Джон понял, что никто не помог бы ему лучше этого человека — даже реанимационная бригада. После шести или семи благословенных вздохов он решил, что все позади. Однако затем ни кислородный мешок, ни прилагаемые доктором усилия уже не могли заставить его легкие работать, даже пассивно.

В голове билась, металась, кричала слепая паника. Никаких картин из жизни прожитой или грядущей, ни рая, ни ада — только ужасающее осознание неминуемой смерти. И он, живой, должен выносить эти последние, горчайшие мгновения! В глазах — неприкрытый ужас, в голове — безмолвный крик.

Джон Холл умер через одиннадцать минут после того, как почувствовал жар. Доктор Маркофф до последнего боролся за его жизнь, стоя возле него на коленях. С другой стороны возле Джона, тоже на коленях, стоял Джим Хантер и держал его за руку, пытаясь принести другу облегчение. Но жизнь покинула тело Джона Холла, облегчение так и не наступило.

Четверг, 2 января 1969 года

— Пап, что я должна делать, если у меня пропал яд?

Патрик О’Доннелл быстро взглянул в лицо дочери, ожидая увидеть улыбку, вызванную собственной шуткой. Но оно было нахмуренным и встревоженным. Патрик протянул ей чашку кофе.

— Зависит от разных вещей, милая, — спокойно ответил он. — Какой токсин?

— Очень сильный — тетродотоксин.

Судмедэксперт округа Холломен выглядел озадаченным.

— Тебе придется объяснить подробнее, Милли. Я о нем никогда не слышал.

— Это — нейротоксин, который блокирует передачу импульсов по нерву, воздействуя на поры потенциалозависимых натриевых каналов кожной мембраны, или, проще говоря, отключает нервную систему. Очень сильный! Он любопытен в экспериментальном плане, хотя сам по себе меня не интересует. Я использую его как инструмент.

— Откуда он у тебя взялся, Милли?

— Я сама извлекла его из носителя — из иглобрюхов. Такие маленькие рыбки! Даже чем-то похожи на щенков: так и хочется их потискать. Но не употребляй их в пищу, особенно печень. — Теперь Милли ожила и с удовольствием пила кофе. — Как ты ухитряешься делать такой хороший напиток в этом ужасном месте? У Кармайна кофе всегда отвратительно пахнет.

— Я покупаю кофе на свои деньги и строго ограничиваю круг тех, с кем готов его разделить. Ладно, ты восполнила пробелы в моей памяти. Я читал о тетродотоксине, но только в газетах и мельком. Ты действительно извлекла его сама?

— Да. — И Милли снова замолчала.

— Я расскажу обо всем Кармайну. А теперь — в деталях.

— Ну, у меня стоял аквариум с иглобрюхами. Мне казалось позорным расточительством использовать только их печень, потому я постаралась извлечь из каждого по грамму яда. Этого количества, принятого с пищей, достаточно, чтобы убить десять боксеров — тяжеловесов. Когда я закончила экспериментальную часть, получила на выходе шестьсот миллиграммов тетродотоксина. Я запечатала его в ампулы, по сто миллиграмм в каждую, сложила в мерный стакан, прилепила наклейку с обозначением яда и убрала в глубь своего холодильника, — рассказала Милли.

— Ты разве не запираешь холодильник?

— Зачем? Он только мой, как и сама крохотная лаборатория. Мой грант не позволяет иметь помощников. Я — не Джим, окруженный ассистентами. — Она протянула отцу кружку за добавкой. — Я всегда запираю дверь, когда выхожу, ведь являюсь таким же параноиком, как и все остальные исследователи. О своей работе я не распространялась. Степень доктора у меня уже есть, и потому никакой научный руководитель надо мной не стоит. Я даже думала, что никто не знает о тетродотоксине. — Ее лицо на миг прояснилось, черты стали мягче. — Кроме Джима. Я вскользь упомянула это вещество при нем, но он не интересуется нейротоксинами. Они для него все равно что кишечные палочки.

— Есть какие-нибудь предположения, когда именно он исчез, радость моя?

— На прошлой неделе. Я проводила инвентаризацию холодильника в канун Рождества, и тогда мерный стакан с ампулами был на месте. Этим утром я провела повторную проверку содержимого, но стакана нигде не оказалось. Поверь, пап, я излазила все вдоль и поперек. Теперь я не знаю, как поступить. Мне кажется, что Дин Вертер некомпетентен в подобных вопросах. И я подумала о тебе.

— Рассказать все мне было правильным решением, Милли. Я передам Кармайну, но в личной беседе. Мы не можем приравнять твой случай к краже банки с цианидом — вот тогда бы все точно забегали. — Патрик горько усмехнулся. — После драки кулаками не машут, девочка моя. Теперь всегда запирай свой холодильник на замок и удостоверься, что ключ есть только у тебя.

Патрик наклонился и взял ее длинную и изящную ладонь, красоту которой портили только обкусанные ногти.

— Милая, ты допустила одну ошибку — оставила у себя то, что тебе не нужно для опытов. Следовало от этого избавиться как от токсичного материала.

Милли вспыхнула.

— Нет, я не согласна, — упрямо сказала она. — Процесс извлечения очень трудоемкий, кропотливый и долгий. Простые биохимики его бы просто не осилили. Я не Джим, но зато на голову выше всех твоих заурядных лаборантов. В то же время в будущем мне вполне может понадобиться отложенный тетродотоксин, а если нет — я абсолютно законно смогу продать его, чтобы компенсировать потраченные на покупку иглобрюхов средства. Моему комитету это очень понравится. Я поместила тетродотоксин в вакуум, запечатав ампулы, и замедлила движение молекул охлаждением. Я хотела, чтобы он был готов к употреблению в любую минуту, если вдруг понадобится.

Она вскочила, продемонстрировав высокую стройную фигуру, которая заставила бы повернуться вслед не одну мужскую голову.

— От меня больше ничего не нужно? — спросила Милли.

— Ничего. Я поговорю с Кармайном. На твоем месте, я бы не спешил с докладом к Дину Вертеру. Тогда точно пойдут сплетни. Ты уверена в количестве яда в каждой ампуле? По сто миллиграммов — жидкости? Порошка?

— Порошка. Для использования достаточно вскрыть ампулу и добавить один миллиграмм дистиллированной воды. Порошок моментально растворится. Случайно выпитый, смертелен даже для очень крупного человека. С инъекцией дело обстоит иначе: уже половина миллиграмма погубит даже тяжеловеса. При инъекции в вену, смерть наступит довольно быстро, можно сказать мгновенно. При внутримышечной инъекции, человек умрет минут через десять-пятнадцать после появления первых симптомов.

Поделившись своими тревогами с отцом, Милли испытала такое облегчение, что ее голос теперь звучал едва ли не радостно.

— Вот дрянь! Ты знаешь симптомы, Милли?

— Такие же, как и при отравлении любым ядом, парализующим нервную систему, пап. При инъекции дыхание замедляется вплоть до полного паралича грудной клетки и диафрагмы. Будучи проглоченным, тетродотоксин вызывает тошноту и рвоту, слабость и после — проблемы с дыханием. Продолжительность симптомов зависит от дозы и от того, насколько быстро началось удушье. О, я забыла: при проглатывании еще начинаются сильнейшие конвульсии. — Милли подошла к двери.