Оглядываюсь и не сожалею - Анатолий Петрович Абрамов

и сформировать потоки, устремленные вниз, которые помогали бы реактивным струям пойти в нужном направлении. Идея оказалась плодотворной, а ее воплощение, как говорится, дело техники. Задача была решена. Впереди ждали другие.

Первый искусственный спутник Земли был уже на полигоне (в то время мы так называли будущий космодром «Байконур») на технической позиции, где специалисты готовили его к установке на ракету-носитель. Он покоился на специальной подставке, верхнее кольцо которой было покрыто красным бархатом, и на его фоне отполированный до блеска спутник напоминал музейный экспонат. Этот блеск был необходим для того, чтобы его поверхность обладала максимальной отражательной способностью, облегчающей для наземных станций слежение за спутником. Вся технология работ со спутником на заводе и полигоне требовала особой осторожности обращения с этой зеркальной поверхностью. Не дай Бог поцарапать!

Как-то я подошел к рабочему месту, где работали со спутником, и мне бросилось в глаза излишнее количество людей вокруг него и резкий повышенный голос Сергея Павловича, распекавшего кого-то. Подойдя ближе и получив от него свою долю, я понял, что хотя ничего не произошло, основания для воспитания ответственного отношения к делу были. А дело в том, что бархат был прибит к кольцу маленькими гвоздиками, шляпки которых были утоплены и не касались поверхности спутника, но сам способ крепления гвоздями, а не тесьмой и не клеем был не лучшим. Сколько опытных конструкторов и испытателей видели это и не задумывались. И надо было, чтобы Главный конструктор увидел и ткнул носом. Да, спутник был его детищем, к нему он шел долгой и трудной дорогой, и мелочей здесь быть не должно.

С появлением тяжелой ракеты-носителя у Королёва появились возможности реализовать давно вынашиваемые планы запуска космических аппаратов для решения тех или иных задач. В конструкторском бюро и на заводе, а также в смежных организациях работа шла с громадным напряжением, но организованно и результативно, не было бестолковщины, которая дергает хуже, чем любая перегрузка. Время измерялось не сутками, а часами. В этой обстановке доставка космических объектов по железной дороге по 4–5 дней, тем более, когда дата пуска была связана с конкретной датой и астрономической обстановкой, была неприемлема. Королёв дал задание тщательно продумать все тонкости, связанные с транспортировкой в самолете, которым мы располагали. А тонкостей было много, если учесть, что объект размещался в негерметизированном отсеке, где во время полета температура и давление менялись в широких пределах. А чтобы повысить ответственность за эту операцию, он ввел порядок, когда объект сопровождался высококвалифицированным сотрудником, вплоть до начальника отдела. Перед взлетом специальный инструктор надевал на сопровождающего парашют, вручал кислородную маску и показывал люк, через который в случае необходимости следовало покинуть самолет, и добавлял с улыбкой, что за бортом температура будет не менее 50 градусов.

Году в 55–56 Сергей Павлович с группой сотрудников, закончив работу в командировке в одном из северных городов, приехал на аэродром, чтобы вылететь в Москву. Дело было в начале ноября, погода стояла скверная, Москва не принимала из-за сплошной облачности. Вполне типичная и привычная ситуация. Что в таких случаях делают обычные пассажиры? Одни дремлют, другие в ресторане водку пьют, третьи бесцельно бродят. Всех объединяет одно чувство: полное бессилие изменить положение. Погода не летная… О чем говорить?

Некоторые из нас, не усложняя дела, пошли по одному из указанных путей, в основном по второму…

Но ни сам Сергей Павлович, ни мы не могли представить его в роли обычного пассажира. Королёв и тупое ожидание, бездействие?! Нет, это несовместимо. После того, как от диспетчера вернулся понурый заместитель и доложил, что придется ждать, Сергей Павлович сверкнул глазами и преобразился в такой знакомый нам образ, который как бы говорил: ну подождите, я вам покажу! Затем он устремился к какому-то главному начальнику аэродрома, и некоторые трусцой последовали за ним, понимая, что нас ожидает неординарное зрелище. Королёв во гневе – это почти тайфун. Однако это было в воскресенье и начальство, с которым можно было бы попытаться по-деловому решить вопрос, отсутствовало. Тратить силы на диспетчеров не имело смысла. Тогда Сергей Павлович со сталью в голосе потребовал, чтобы его соединили с военным комендантом Внуково. Безрезультатно. Королев накалялся у нас на глазах. «Соедините меня с маршалом Вершининым» – потребовал он. У находящихся в комнате «младших чинов» авиации глаза достигли предельных размеров. После некоторого замешательства и фраз типа «не положено» и «мы люди маленькие» они всё же, хотя и робко, начали пытаться связаться с Москвой, при этом Сергей Павлович им активно помогал советами. Наконец ответил дежурный в приемной Вершинина: «Маршала нет». Тогда Королев взял трубку, представился, как он это умел делать и узнав, что маршал на даче, потребовал соединить с ним. Вскоре Сергей Павлович совершенно спокойно, по-деловому, уважительно разговаривал с Вершининым. Через час мы были в воздухе.

Как-то в субботу мне позвонил Сергей Павлович и сказал, что завтра утром мы, группа сотрудником во главе с ним вылетаем в Ленинград, вечером – обратно. В семь тридцать за мной на квартиру пришла машина и, захватив по дороге еще несколько сотрудников, домчала нас до аэродрома. Через полчаса мы взлетели. С Королёвым была его жена, Нина Ивановна. Настроение было приподнятое, воскресное, да и летели мы не на восток, не на пыльный и знойный полигон, а в «Питер». Я еще толком не знал, как и некоторые другие, зачем летим, но раз С. П. во главе, значит что-то важное. В Ленинграде нас уже ждали и, посадив в машины, повезли куда-то.

Вскоре всё прояснилось. В одном из конструкторских бюро по нашему заказу создавали опытный образец гусеничной ленты, предназначенной для ходовой части лунохода, проект которого разрабатывался у нас. Сергей Павлович решил на месте ознакомиться с состоянием дела, ведь это важнейший элемент лунохода, от его надежности зависит слишком многое. Нас привели в лабораторию, в центре комнаты стоял круглый, диаметром около двух метров мини-полигон, а проще говоря обрезанная бочка высотой около полуметра. На дно бочки был насыпан слой какого-то грунта, по своему составу и структуре похожего на лунный грунт, как его в то время представляли ученые. В центре установки находился штырь, на который как на ось был надет рычаг, на другом конце его на катках была закреплена гусеница. Словом, перед нами была половинка модели самоходного шасси будущего лунохода. Включили электропривод, и гусеница побежала по кругу. Все внимательно следили за экспериментом, каждый обращал внимание на то, что его больше всего интересует, задавали вопросы, делали критические замечания. Потом обменивались мнениями, договаривались о плане дальнейших работ.