Севастопольский вальс - Александр Харников

Ну, подхожу я к ней, вежливо представляюсь: мол, привет, я Федя, а вас как величать? Оказалось, она одесситка, звать ее Соня, учится медицине в Дон НУ, а ныне служит в нашей медсанчасти. Мы с ней разговорились, и я поплыл – никогда мне еще девушка так сильно не нравилась. И вдруг Соня повела носом и говорит не в такт:

– Слушай, а у тебя там ничего не горит?

Оказалось, что вся вода уже выкипела, и мы еле-еле спасли то, что было в котелке. А Соня каким-то образом сумела сделать из подгоревшей рыбы и картошки действительно вкусную уху. В это время, как назло, проходил Старик, приехавший зачем-то в нашу часть. Посмотрел он на все это, усмехнулся и только головой покачал:

– Эх, молодежь… Чтоб уха сгорела – талант нужон.

И отчалил, чуть подмигнув мне на прощание. Как ни странно, дальше поцелуев дело между мною и Соней не дошло, ни в тот первый день, ни в последующие наши встречи. Какое-то время мы с ней виделись почти ежедневно, ведь войны толком еще не было.

А потом начались тяжелые бои. Мы отходили все дальше вглубь Донбасса, виделись все реже – то, что Старик гордо именовал «медсанбатом», было всегда в тылу. Хорошо я воевал, плохо ли – не мне судить, но один раз пришлось и мне заменить раненого второго номера пулемета, а потом убили и первый номер, но позицию мы не сдали. И вскоре, во время короткой передышки в боях, меня пригласили в штаб отряда, где Старик объявил, что меня награждают Георгиевским крестом 4-й степени. Тогда я впервые за три недели вновь увидел Соню. И первое, что я ей сказал, было столь же неожиданно для меня, как и для нее:

– Сонь, слушай, выходи за меня замуж!

Та удивленно посмотрела на меня, но через мгновение ответила:

– Хорошо, милый, я согласна!

Именно тогда, по моей просьбе, нас обвенчал отец Георгий, настоятель местной церкви. Перед венчанием он достал из небольшого мешочка два простеньких серебряных колечка с надписью «СПАСИ И СОХРАНИ» и обручил нас этими кольцами. Тот вечер мы повеселились в кругу товарищей-«сепаров», потом провели нашу первую и последнюю ночь.

А через несколько дней началась битва за Иловайск. Потом мы погнали «укропов» на запад и освободили поселок, в котором располагалась санчасть, которую тогда мы не успели эвакуировать, и Соня осталась с тяжелоранеными. Местные нам показали, где именно они похоронили то, что осталось от восьми солдат и Сони. Когда ее откопали, я увидел, что у нее отрезаны груди – одна здешняя бабулька рассказала мне, что санчасть захватили бандеровцы из «Навоза» (так здесь называют батальон «Азов»), раненых забили ногами насмерть, а над Соней надругались скопом, а потом убили. Кстати, на серебряное колечко на ее пальце никто почему-то не позарился. Оно сейчас висит на цепочке на моей шее, вместе с крестиком.

Та же бабуля опознала одного из пленных, который, по ее словам, был одним из главных живодеров. Всех «навозовцев» держали в одном из домов и неплохо кормили – мы, в отличие от них, не зверствовали, к тому же на них можно было выменять наших пленных. Но этого ублюдка я лично выволок на улицу за его крысиный хвостик на голове, который у бандеровцев гордо именуется оселедецом. Он от страха навалил в штаны и сразу сдал мне своих подельников. Из шести «навозовцев», расправившихся над ранеными и Соней, пятеро уже были убиты в Иловайске. А этого, шестого, я избивал, пока он не отдал то, что у него ошибочно считалось душой, своему Бандере. «Старик», узнав обо всем произошедшем, вызвал меня к себе, хорошенько отругал, а потом сказал:

– Федор, так больше не делай. Они, конечно, все подонки, но мы не должны уподобляться им.

– Николай Иванович… – я попробовал снова объяснить ему свой поступок, но он перебил меня:

– И вообще, Федор, ты забыл, что через неделю у тебя учеба начинается? Кстати, тебе нужно привыкать к мирной жизни. Особенно после таких выкрутасов. Вот тебе билет на завтрашний поезд, к вокзалу тебя отвезут, я уже договорился.

– Николай Иванович, оставьте меня в отряде! – воскликнул я.

– Нет, Федя… И не проси. А словечко за тебя я замолвлю кое-кому из моих старых знакомых. Хороший ты мужик. И, даст Бог, еще свидимся. Вот только отдохни от войны.

Да, подумал я после слов капитана Васильева, не увижу я больше ни «Старика», ни Васю, да и других боевых товарищей тоже. И что самое страшное, никогда больше на этом свете не увижу Соню, не услышу ее смех, не коснусь губами ее шелковистой кожи… В моих воспоминаниях она была живой, гордой, прекрасной…

Тут Васильев заговорил опять, и я вернулся из будущего в настоящее:

– Федор Ефремович…

– Зовите меня просто Федей, товарищ капитан.

– Хорошо, Федя. Слышал я, что ты просишься в Крым?

– Так точно, товарищ капитан. У меня есть боевой опыт.

– Знаю, и то, что боевая награда у тебя есть. Но у меня к тебе другое предложение. Такое, которое принесет намного больше пользы, чем на фронт. Кстати, зови меня Женей, и можешь тоже на «ты». Я ведь по возрасту ненамного старше тебя.

– Хорошо… Женя…

– Так вот. Есть тут одна особа, с которой неплохо бы тебе завести шуры-муры. Не для удовольствия, а для дела. Расскажу тебе все более подробно, если ты дашь принципиальное согласие.

«Значит, он из меня мачо хочет сделать», – подумал я.

– Жень, мне как-то не особо хочется быть жиголо.

– Понимаю тебя, но кому-то надо и с врагами внутренними бороться. Не бойся, на тебя она точно клюнет. Кстати, ты же вроде блогером был и редактором газеты твоего курса?

– Было такое. А к чему все это?

– Хорошо, слушай. Есть тут одна дама в «Голосе эскадры», которая, скажем так, хочет сдать нас всех с потрохами британцам и французам.

– И я должен буду выяснить у нее, кому конкретно. И за какую сумму. Правильно я тебя понял?

– А вот и нет. Хотя, конечно, любая информация, полученная от нее, будет приветствоваться. Но ее не нужно расспрашивать ни в коем случае – будешь играть этакого тупого самца. Ну, и в порыве страсти разбалтывать ей то, что ты якобы услышал в кулуарах… Кстати, еще один момент. Дама выросла в России, но с корнями с Западной Украины. И свидомая до безобразия, хоть она это особо и не афиширует.

Как пел Высоцкий, «этим доводом Мишка убедил меня, гад» – после Донбасса свидомитов я люто ненавидел.

Дальнейшее было делом техники. Юрий Иванович Черников объявил конкурс для курсантов, желающих сотрудничать с «Голосом эскадры». И, прочитав кое-какие мои статьи, пригласил меня на собеседование, после чего последовало предложение места репортера в Зимнем. Подозреваю, что Женя Васильев намекнул ему о моей скромной особе.

После совещания в Зимний я отправился на одном катере с Лизой. И по тому, как она почти сразу, якобы случайно, прижалась ко мне грудью, я понял, что кастинг прошел, но не стал торопить события. А среди ночи вдруг раздался стук в дверь.