Вечность в тебе - Аннэ Фрейтаг

Я снова опускаю малярный валик в краску. И в этот момент начинается «Lorraines Song» Терезы Андерсон. И я чувствую мурашки на своей коже. Как и всякий раз. Я стою в комнате с комком в горле и телескопической штангой в руках и закрашиваю прошлое. И вдруг мне кажется, что Кристофер здесь. Будто он стоит рядом со мной. Будто атмосфера изменилась.

Может быть, это музыка. Или память о нем. Или это то, во что мне так хочется верить. Это то, о чем мой брат написал мне, что он всегда будет со мной.

Я опускаю малярный валик и плачу. И впервые за долгое время это хорошие слезы. Слезы воспоминаний. Несущие странную смесь меланхолии и свободы. Они не вырываются из меня против воли, они тихо бегут по щекам в то время, как я улыбаюсь.

Джейкоб

Сегодня я снова был на тренировке. Я избивал мешок с песком так, словно он был моей трусостью. Но в схватке с боксерской грушей победить нельзя. По-моему, с трусостью дело обстоит так же.

Я спускаюсь в метро. Здесь довольно многолюдно, а взгляды большинства людей угрюмые и раздраженные. В этом я от них не отличаюсь. Мобильник в моем кармане вибрирует, и я неловко вытаскиваю его. На дисплее высвечивается надпись: «одно новое сообщение». Оно от Луизы.

Луиза Кениг: Я только что думала о тебе. Надеюсь, у тебя все в порядке.

Я чувствую, как кончики пальцев немеют. Знаю, что хочу написать ей, но мне не хочется это писать. Но потом я преодолеваю свою трусость. Или гордость. Не знаю.

Джейкоб Беккер: Я в метро. Следующая станция – твоя. Я мог бы выйти.

Биение моего сердца ускоряется, а поезд метро замедляет свое движение. Я разглядываю коричнево-бежевые полосатые стены – очередную безвкусицу родом из семидесятых годов – и напряженно жду ответа Луизы. Сердце бешено стучит. И тут я вижу, что она что-то пишет. Поезд останавливается. И как раз в тот момент, когда двери открываются, приходит сообщение Луизы.

Луиза Кениг: Мне бы очень хотелось увидеть тебя.

Я выхожу из вагона с широкой улыбкой на лице, и шаги, которые ведут меня наверх, становятся широкими. Я иду к выходу на Лазаретштрассе, и все, что только что было плохого, вдруг исчезает. Мое настроение внезапно улучшается. Меня будто включили, как лампочку. Как будто до этого я весь день проходил на автопилоте.

Я взбегаю по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и вижу ее дом. Рядом, за деревьями, замечаю фонтан. Не могу себе представить, что это действительно случилось здесь. Что Кристофер лежал прямо там, на земле. Луиза видела его таким. Мне больно за нее. И в тот момент я понимаю, что питать к кому-то слабость – не значит быть слабым. Это в порядке вещей.

Луиза

Я хожу взад-вперед мимо мешков с мусором, которые выстроились в ряд вдоль стены рядом с гардеробной, и, несмотря на то, что ждала этого, вздрагиваю, когда звонят в дверь.

– Да? – говорю я, нажимая на кнопку домофона.

– Это я.

– Четвертый этаж.

Я слышу жужжание входной двери дома и то, как мгновение спустя она открывается. В этот момент мне приходит в голову, что у меня дома почти нет никакой еды, потому что я не знала, что он придет. Откуда мне было знать?

Мои ладони влажнеют. Я стою в дверях квартиры, ухватившись за дверную ручку. Мигает энергосберегающая лампа. Я нервничаю и не знаю почему, ведь мы, в конце концов, видимся не первый раз. Но это первый раз, когда он приходит ко мне. В эту квартиру, которая больше не является домом.

Со дня смерти Кристофера сюда не приходил никто. Только мама и я. И двое полицейских, которые тогда проинформировали нас об «инциденте». Так они это называли. Инцидент. И этот странный проповедник, который полчаса грустно смотрел на меня и уверял, что плакать – это нормально. Я не плакала. И была только рада его уходу.

Я жду шума лифта. Скрежета его закрывающихся дверей. Но лифт не издает ни звука. Джейкоб поднимается по лестнице. Само собой. Его шаги приближаются, они становятся все громче и громче. А потом я вижу его. Он появляется из полутени лестничной площадки, словно выныривает из воды. И мое сердце бьется еще быстрее. Я улыбаюсь ему. Как будто уголки рта сами так решили, потому что мой мозг сейчас не работает.

Джейкоб останавливается передо мной. И его взгляд полон подтекста.

Джейкоб

Я опускаю сумку на пол и снимаю ботинки. Пахнет краской. Прихожая темная и тесная, потому что все двери, кроме одной, закрыты. Большая часть пола завалена мешками с мусором.

– Освобождаюсь от лишнего, – говорит Луиза.

– Вижу. А в чем причина?

Она крутит колечко своего пирсинга.

– Таково было очередное задание, – говорит она после паузы.

– Понимаю.

Луиза указывает на единственную открытую дверь:

– Это моя комната.

Она входит туда, а я следую за ней в комнату, лишенную души. В центре – кровать, пустая полка и шкаф. Стены белые. Даже слишком. Как новое начало. Или пустой холст, ожидающий применения.

– Я мог бы помочь, – спустя несколько секунд роняю я.

– Знаю, – говорит она, – но ты и так уже во многом мне помог.

Я не говорю ничего. Мы просто стоим рядом друг с другом в опустошенной комнате Луизы и молчим. Здесь нет никаких личных вещей, никаких фотографий… Ничего, в чем можно было бы узнать Луизу, ничего, что делало бы это помещение ее комнатой. Отчего-то мысль, что прошлое можно стереть, по крайней мере частично, с помощью всего лишь нескольких мешков для мусора и небольшого количества краски, странно утешает. Как будто можно вырвать из своей жизни отдельные страницы и оставить их в прошлом.

В этот миг Луиза еще помнит, как все выглядело раньше, но в какой-то момент ей станет трудно вспомнить точно. Со временем картинки станут неясными и смутными. Они потускнеют и сотрутся. Это благословение прошлого. И в то же время проблема. Уже нельзя будет посмотреть, как все было на самом деле. Прошлое основано исключительно на воспоминаниях и, следовательно, на множестве субъективных истин. Думаю, для моей матери прошлое представляется совершенно иначе, чем для меня.

– А твоя мать хоть бывала дома в последние несколько дней? – спрашиваю я.

– Мы говорили по телефону, – отвечает Луиза. – Она только спросила меня, как дела, но не о том, где я. Так что мне не пришлось лгать. – Она делает паузу. – Хочешь чего-нибудь выпить? У меня особо ничего нет, но… – она пожимает плечами. – Может, чаю или минеральной воды?

– А есть тот твой травяной чай? – спрашиваю я.

– Он у меня есть всегда, – кивает она.

– Тогда я с удовольствием выпью чая.

Джейкоб

Мы стоим на кухне и ждем, когда закипит вода. Комната маленькая и не особо уютная, но чистая.