Zero Hour - slip

Картинка развернулась почти на весь экран. Странное переплетение абстрактных узоров, безумные цвета. Словно творение очередного современного художника, на которые так любил плеваться папа.

- Это что за… - удивленно выдохнул Цезарь.

Виттория подняла взгляд:

- Что такое?

Цезарь повернул экран своего телефона – и она в неверии моргнула. Та же самая картинка, что красовалась на ее собственном экране, смотрела на нее с другой стороны стола.

- Мне тоже пришло, - успокоившееся было сердце снова забилось быстрее. Она подтолкнула свой телефон к нему.

- И что это? – наконец, спросил Цезарь. На его лице читалось недоумение.

Виттория сглотнула нервный ком и оглянулась:

- Не знаю. Может, какая-то вирусная атака. Удали на всякий случай.

- Как? – последовал немедленный вопрос.

Тяжело вздохнув, Виттория взяла его телефон и сделала все сама. Так было быстрее и проще.

Опустевшая лента LinkedUp медленно скользила под пальцем. Все коллеги, кроме Карстена, навсегда испарились из друзей, и теперь она ощущалась донельзя холодной и безжизненной. Редкие фотографии старых школьных подруг, длинный пост Джузеппе, который все равно никто кроме его друзей-историков никогда не стал бы читать и бесконечная реклама.

Раньше она терялась в потоке сообщений, и только сейчас Виттории стало очевидно, насколько много ее на самом деле было.

В нижнем углу экрана отображалась иконка последнего разговора. Фотография Адель в затонированном гоночном шлеме.

Палец несколько раз зависал над ней, но что-то словно останавливало Витторию от нажатия.

Официант вернулся с заказом и на мгновение отвлек ее от мрачных раздумий и сомнений. Две тарелки перекочевали к Цезарю, а напротив нее оказалась только одна чашка. Несмотря на то, что со вчерашнего ужина в желудке не было ничего, кроме кофе, есть не хотелось совсем.

Едва отвлекшись, Виттория снова уткнулась в телефон.

На этот раз палец коснулся иконки чата быстрее, чем она успела это понять – и остановиться.

Никакого “пользователь ограничил…” больше не было, и пальцы сами набрали:

V. Carrozzi: они его убили. Адель, они его убили.

- Виттория, тебе надо чего-нибудь поесть, - Цезарь словно не хотел, чтобы она провалилась полностью в резко поредевший виртуальный мир и постоянно напоминал о себе.

- Я не хочу, - буркнула она, не отрывая взгляда от экрана.

Пустого, молчащего экрана с ее одиноким сообщением. Статус возле аватара Адель равнодушно сообщал, что она была онлайн час назад.

- Ты ничего не ела с прошлого вечера, - Цезарь даже не думал отставать от нее.

Тарелка ткнулась ей в предплечье и только после этого она наконец-то посмотрела на него.

- Гай, я не хочу, - она вложила в слова всю уверенность, которая только у нее была.

Но он даже не повел бровью:

- Ты не хочешь, а твоему организму нужно. Так бывает.

Взгляд скользил по его лицу. Привычная полуулыбка могла ее обманывать первые несколько дней, но сейчас она точно понимала…

- Ты ведь от меня не отстанешь? – выдохнула Виттория.

Улыбнувшись, Цезарь помотал головой.

И ей пришлось сдаться. Спорить с ним было легко и просто только поначалу. Достаточно было просто переключить внимание на что-то другое, как хрупкое понимание тут же рассеивалось и все аргументы с легкостью пролетали мимо ушей.

Сейчас он говорил на странной латыни с постоянными вкраплениями итальянских слов там, где латынь заканчивалась – и не обращать на него внимания не получалось. Сознание само цеплялось за родную речь и понимание становилось необратимым.

С тяжелым вздохом, она подтянула к себе тарелку, но вибрация телефона под ладонью спасла ее.

Новое сообщение от A. Miller.

Немецкая пародия на пасту осталась полностью позабытой.

На экране светились всего два слова.

A. Miller: кого? Кто?

V. Carrozzi: эти люди, про которых ты отказалась мне рассказывать вчера. Они ночью заявились к нам и убили моего…

Мысль запнулась и ей пришлось собрать все остатки себя в кучку, чтобы закончить предложение:

…мужа.

На этот раз сообщение не заставило себя ждать:

A. Miller: ну, они такие. А я-то тут при чем? Зачем ты мне это рассказываешь?

Палец на мгновение замер над экраном, но после момента неуверенности решимость вернулась, и Виттория написала:

V. Carrozzi: кто они? Ты ведь знаешь, кто они! Скажи мне!

Смеющиеся смайлики были совсем не тем, что она ожидала получить в ответ. Но быстрее, чем она успела возмутиться, на экране появилось стандартное “печатает…” – и новое сообщение, которое выбило почву из-под ног и заставило усомниться одновременно во всем, что Виттория знала и не знала в этой жизни:

A. Miller: Виттория, брось это. Я знаю, что ты собираешься сделать. Я была там. Все мы были там. На твоем месте. За плечами каждого из нас – тех, кому удалось выжить, - кладбище из тех, кто мог бы жить и жить, если бы мы когда-то не вбили себе в голову мысль, что с ними можно бороться. Их можно победить. Вскрыть их ложь, открыть всем глаза. Это очень опасное заблуждение. Смертельное. Остановись. Ты пока можешь сделать так, чтобы на твоем кладбище так и осталась одна могила.

Пальцы немного дрожали, пока она набирала ответ:

V. Carrozzi: я ничего не поняла. О ком ты говоришь? Кто вы? Почему они не оставят вас в покое?

A. Miller: это… Очень сложно объяснить. Мы – не совсем правильное слово. У нас нет никакой организации, никакого общего чата. Мы ничем не связаны. Ничем, кроме одного. Каждый из нас может подвинуть картину на стене, за которой…

Понятнее не стало, но по спине побежал холодок смутного ужаса.

A. Miller: не важно. Что важно, так это то, что они очень не хотят, чтобы она сдвинулась хоть на микрон. И ради этого они пойдут на все, что угодно.

- Виттория? Что у тебя там? – вместо того, чтобы спокойно обедать, Цезарь все продолжал выдергивать ее в реальность.

- Погоди, - Виттория отмахнулась от него свободной рукой, - Я разговариваю.

Конечно, так просто отмазаться от него не вышло:

- С кем?

- С тем, кто знает больше, чем говорит, - обтекаемо ответила она, параллельно набирая второй ответ.

V. Carrozzi: это ничего не объясняет.

A. Miller: Виттория, я тебе еще вчера говорила, я еще не сошла с ума триггерить все ИИ в мире через белые соцсети. Да и через черные тоже. Сочувствую твоей утрате, но больше я не могу тебе ничего рассказать, извини.

От отчаяния хотелось то ли залезть на стену, то ли рычать,