Шаг за край - Тина Сескис

Вдруг Кэролайн почувствовала потребность поведать кому–нибудь о своей новости, убедиться самой, что так оно и есть, — она ведь настолько растерялась, что, может, попросту вообразила себе ту синюю полоску. Попробовала позвонить матери, но у той телефон был все время занят. Ругнувшись, она позвонила отцу: телефон гудел, гудел, пока не переключился на автоответчик. Следующий номер она набрала, не дав себе времени подумать. И, когда сестра–близняшка ответила, Кэролайн не знала, что сказать.

— Привет, Кэролайн, — произнесла Эмили. — До чего ж приятно, что ты объявилась… Алло? Алло! Кэз, ты здесь?

— Здесь, — всхлипнула Кэролайн. — Я беременна.

— О-о, — вырвалось у Эмили. Она не знала, хорошо ли это или плохо, не знала, что говорить. — Кэз, а почему ты плачешь? — мягко спросила она.

— Я попала под эту бомбу, а потом я потеряла Доминика, а он только собрался предложение мне делать, а он еще даже и не знал про ребенка, а тут я его отчихвостила. И… о, Эмили… я его так сильно люблю, хочу, чтоб у нас был наш малыш… а сама виновата, что потеряла его, я его потеряла.

Такого от своей сестры Эмили не слышала никогда, прежде Кэролайн к ней никогда не обращалась, и она была ей признательна. Думала она быстро. Завтра суббота, изменить она ничего не смогла бы, а кроме того, такую Кэролайн слушать было непереносимо.

— Я приеду, Кэз, — сказала она. — Утром, первым же поездом.

— О-о, — вырвалось у Кэролайн. О таком она и не думала, даже говорить–то с Эмили, если честно, не хотела.

— Если я тебе нужна, — сказала Эмили.

Кэролайн не отвечала, она, должно быть, все еще не отошла от пережитого, потому как произнесла, сама того не желая:

— Значит, договорились.

— Увидимся утром, — звучал голос Эмили. — Пока, Кэз, держись, я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, Эм, — отозвалась Кэролайн, и обе девушки отключили телефоны — ошеломленные, потрясенные, обе в слезах.

Эмили все же не была уверена, стоит ли ей ехать. Нужна ли она там Кэролайн на самом деле? Похоже, не очень–то она подумала, когда предложила: обычно она отвергала любые попытки сестры подружиться. Эмили подумала было позвонить перед тем как отправиться, просто чтоб удостовериться, но опасалась, как бы не обидеть Кэролайн (словно бы Эмили что–то от этого выгадывала), что ни говори, а бедная девочка под бомбу попала, это, должно быть, кошмар и ужас. Просмотрев новости, Эмили была подавлена. Она–то предполагала, что Кэролайн, как обычно, драматизирует события: тут тебе и ухажер явно предложение делает, и ресторан взрывается, и он исчезает невесть куда, — однако, по крайней мере, то, что с бомбой было связано, оказалось правдой. Бедная сестренка!

Казалось, поезд никогда не доберется до места, вокруг Нортхэмптона на путях велись какие–то работы, и когда она наконец прибыла в Юстон, то принялась изучать указатели в «трубе», чтобы сообразить, куда ехать. Она совершенно не знала Лондон и не догадалась спросить у Кэролайн, она просто предполагала, что в Брик — Лэйн есть своя станция, а вот теперь, похоже, оказывается, что такой станции нет. Она находилась глубоко под землей и не могла позвонить сестре, чтобы выяснить, как ей добраться, и охранников вокруг не видно было, чтобы спросить. Она оглядела пассажиров на платформе: двое молодых с рюкзаками за спиной, одетые в бейсбольные рубахи и белые потрепанные кроссовки, похоже, в такой же растерянности, как и она; низенькая старушка–азиатка в великолепном оранжевом сари, а еще в толстых носках и сандалиях, эта в другую сторону повернулась, когда Эмили заговорила с ней; угрюмая девица, одетая во все черное, с сильно накрашенными глазами, та, наверное, всю ночь провела не дома. Единственной надеждой Эмили оказался роскошный на вид чернокожий юноша, у которого в ушах и на шее блестело золото, и когда она, набравшись храбрости, спросила его, тот расцвел такой улыбкой, что ей захотелось тут же отвезти его домой и познакомить с мамой. Краснея, поблагодарила его и пошла по платформе изучать карту и отыскивать путь до Алдгэйт — Ист.

Когда Кэролайн открыла дверь, Эмили пришла в ужас. Глаза у сестры до того опухли, что казалось, будто ее избили. Похоже, она рассердилась, увидев Эмили, и Эмили подумала, может, ей и не следовало приезжать. Квартира у Кэролайн была эклектично модной: все в непременных красных, желтых и синих цветах, всюду причудливые фигурки и сделанная под живопись порнография. В прихожей три одинаковых котелка висели в ряд над черно–белым с очень близкого расстояния изображением обезьян, заходившихся в муках боли, и Эмили подумала, не велись ли съемки в научных лабораториях. Спрашивать ей не хотелось: обезьяны вызывали у нее чувство неловкости.

Кэролайн же торчала в дверях, сердито хмурясь. Эмили прошла мимо нее в крохотную кухоньку и поставила чайник, на что Кэролайн лишь отрешенно взирала. Эмили приготовила чай, бросила в чашку Кэролайн два кусочка сахару (той, казалось, они на пользу пошли бы) и, только она ложечку опустила, как видит, что ее сестренка валится на пол и принимается голосить, словно дикий зверь.

— Кэз, милая, перестань, все наладится, — приговаривала Эмили, склоняясь над сестрой и обхватывая ее руками. Помогая Кэролайн встать на ноги, она заметила на холодных белых плитках ярко–красное размазанное пятно, словно еще одно причудливое произведение искусства, и, заглянув в в припухшие глаза Кэролайн, она поняла.

Остаток этой мучительной для меня недели прошел без дальнейших стычек с Тигрой. Изобретательная презентация нового семиместного автомобиля прошла блестяще (совершенно удивительно, но клиентам очень по вкусу пришлась наша весьма плохонькая идея следов пятерни). К тому же моя команда, похоже, отлично восприняла мой новый статус: похоже, они действительно уважают меня, даже если этого не делаю я. Впрочем, и у меня есть чем гордиться: с обеденного времени понедельника я не употребляю никаких наркотиков. Я даже сумела уговорить Ангел в эту неделю променять водку на чай: мы обе открыто встаем на борьбу за здоровье. Может быть, наконец–то я берусь за ум и кончаю с невоздержанностями, помогавшими мне выживать.

Осталась всего одна вешка, какую еще предстоит оставить позади, правда, она самая большущая и я не знаю, как справиться, что делать, то ли броситься к ней с объятиями, то ли отпихнуть куда подальше, пока она еще здесь.

Здесь

Саймон обещал сводить меня куда–нибудь отобедать, чтобы отметить первую неделю моей работы в должности управляющего счетом, и я уже успела сказать «да», так что одолевать это я буду с ним вместе, в одиночку мне не справиться. Знаю, Тигра надуется на меня, но это как раз тот случай, когда мне как–то без разницы. Может, мне следовало бы выходной взять, но что у меня самой получится? Как мне снести то, что я оказываюсь в моей же собственной коже? Вместе с Саймоном, может, и легче будет.

Смотрю на часы. 11.07. Впереди еще три часа и семь минут. Числа слишком конкретны, от них не уйти. У меня болит голова, не могу сосредоточиться. Решительность моя постепенно убывает, будто кто–то запорную пробку вынул, встаю с кресла и, минуя стол Натали, в обход стола Люка направляюсь к этим сказочным туалетам. В голове мелькает образ мужа с сыном, мелькает и пропадает, только я все равно молю их простить меня…