Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин

– Мика, конечно, бедняжка, – ударилкулаком по столу Симеон Александрович, – но ты, Ники, лучше бы себяпожалел. Если мир узнает про то, что какой-то проходимец во время коронациирусского царя похитил твоего кузена и режет его по кусочку, как колбасу…

– Сэм, опомнись! – громовым голосомвзревел Георгий Александрович. – Ты говоришь о судьбе моего сына!

– Я говорю о судьбе нашейдинастии! – в тон ему ответил генерал-губернатор.

– Дядя Сэм, дядя Джорджи! – примирительновоздел руки его величество. – Давайте послушаем господина Фандорина.

Эраст Петрович взял со стола пакет, повертелего и так, и этак.

– Как д-доставлен?

– Как и прежние, – сказал КириллАлександрович. – Обычной почтой.

– И снова нет штемпеля, – задумчивопроизнес Фандорин. – Допрошен ли почтальон?

Полковник Карнович ответил:

– Не только допрошен, но за всеми тремяпочтальонами, поочередно доставляющими городскую корреспонденцию в Эрмитаж,установлена слежка, еще со вчерашнего дня. Ни в чем подозрительном не замечены.Более того, сумки с почтовыми отправлениями, посылаемые с городского почтамта вздешнюю почтовую часть, всё время находятся под наблюдением переодетых агентов.Никто из посторонних к сумке не приближался ни на отрезке пути от Мясницкой доКалужской, ни позднее, когда почтальон отправился по адресам. Откуда появляютсяпослания Линда – непонятно. Истинная загадка.

– Что ж, пока мы ее не разрешили,действовать нужно так, – мрачно сказал Эраст Петрович. – Букетотдать. Это раз. Никакой слежки за людьми Линда. Это два. Вся надежда нанаблюдательность мадемуазель Деклик – к счастью, весьма острую. Это три. Ничегобольше п-порекомендовать не могу. Теперь малейшая неосторожность со стороныполиции, и вы получите не ухо, а труп мальчика вкупе с мировым скандалом. Линдвзбешен, это очевидно.

Все, как сговорившись, взглянули нагувернантку. Она уже не плакала и лицо ладонями не закрывала. Ее чертыпоказались мне застывшими, будто бы высеченными из белого мрамора.

– Je ferais tout mon possible[20], –тихо сказала она.

– Да-да, – просительно молвилгосударь. – Вы уж постарайтесь. А мы с Алисой будем молиться Всевышнему. Инемедленно начнем поститься. Так и по древнему обычаю перед коронациейположено…

– Вот и отлично, каждый внесет посильныйвклад, – угрюмо усмехнулся Кирилл Александрович. – ПолковникаЛасовского от руководства розыском следует отстранить. (При этих словахобер-полицмейстер икнул еще громче прежнего, но уже больше не извинялся.)Ответственность будет снова возложена на вас, Карнович, но только уж теперьникакой опрометчивости. Пусть будет так, как сказал Фандорин. Вы, Карнович,временно переселитесь в Эрмитаж и будете вести розыск отсюда. В Александрийскомдворце слишком много визитеров. Зюкин, найди полковнику какую-нибудь комнату ипроведи туда телефон. И всё, давайте разъезжаться. Завтра у всех нас трудныйдень, а тебе, Ники, нужно принимать послов.

Ты должен держаться безупречно.

* * *

После убытия высоких гостей, я еще долгоотпаивал чаем их высочеств, причем было пролито немало слез – в основном ПавломГеоргиевичем, но и Георгий Александрович не раз утирал обшлагом мясистые щеки,что же до меня, то я совершенно расклеился. Дважды был вынужден поспешнопокинуть гостиную, чтобы не расстраивать великих князей еще больше своейперекошенной от рыданий физиономией.

В четвертом часу ночи, когда я, едва живой отусталости и переживаний, брел по коридору, направляясь к себе, у фандоринскойдвери мне попался господин Маса в весьма странной позе. Он сидел на полу,сложив ноги калачиком, и сонно клевал носом.

Я удивленно остановился и тут вдруг услышал,что из комнаты доносятся приглушенные всхлипы.

– Почему вы не внутри, а здесь? –спросил я. – Кто там, у господина Фандорина?

Страшное подозрение заставило меня забыть обовсех прочих потрясениях.

– Позвольте, мне нужно кое-что сообщитьгосподину Фандорину, – решительно объявил я и взялся за дверную ручку,однако японец, проворно поднявшись, преградил мне путь.

– Нерьзя, – заявил он, уставившисьна меня своими черными глазками. – Господзин прачет. Отень из-за парьтикапередзивает. Смотречь нерьзя. Стыдно.

Лжет, я сразу понял, что он лжет!

Ничего более не говоря, я взбежал в бельэтаж ипостучал в дверь Ксении Георгиевны. Никакого ответа. Осторожно открыл замокмастер-ключом. Пусто. И постель не тронута.

У меня все так и поплыло перед глазами. Онатам, наедине с этим покорителем сердец!

Господи, научи и вразуми. Что за испытания обрушилТы на дом Романовых!

Я поспешил в привратницкую, куда часом ранееразместил полковника Карновича, перетянув туда же телефон из прихожей.

Начальник дворцовой полиции открыл мне в однойрубашке и без всегдашних темных очков. Глаза у него оказались маленькие,острые, с красными веками.

– Ну что, Зюкин? – прищурилсяон. – Решили все-таки рассказать, что такое затевает ваш приятель?

– Ее высочество проводит ночь в комнатегосподина Фандорина, – шепотом доложил я. – Я слышал ее плач. Ибоюсь… что она сама туда пришла.

Карнович разочарованно зевнул:

– Это, конечно, очень пикантно, и я какначальник дворцовой полиции обязан знать, с кем проводят ночь девицыимператорской фамилии, однако вы могли бы сообщить мне об этом и утром. Я,Зюкин, представьте себе, лег немного поспать.

– Но у ее высочества есть жених, принцОлаф! И потом, она – девица! Господин полковник, может быть, еще не поздновоспрепятствовать!

– Ну уж нет, – снова зевнулон. – Вмешиваться в сердечные дела великих княжон себе дороже. Нашемубрату подобных неделикатностей не прощают. А что до девицы, то была девица да,полагаю, вся вышла, – скривился в ухмылке Карнович. – От плача доутешения, как известно, дорожка короткая, а у вашего приятеля Фандоринарепутация изрядного сердцееда. Ничего, от принца не убудет. Он ведь женится нена девице, а на доме Романовых. Невинность – ерунда. А вот что не ерунда – такэто фандоринские фокусы. Очень уж я опасаюсь самочинных действий нашегоПинкертона. Если хотите помочь мне, а вместе со мной и государю, расскажитевсё, что знаете.

И я рассказал – и про Хитровку, и про Культю,и про завтрашний бандитский сход.