Школа выживания волчицы - Марина Крамер

– Сайгачев что-то в этом роде и говорил. Получается, что меч сам убил Белякова? Но это же бред и мистика, Борис Евгеньевич, – откликнулся Илья. – Такого просто не может быть.

– Не может, не может, – повторил Карепанов задумчиво. – Знаешь, когда мы дело о бундори расследовали, я тоже твердил: такого быть не может. А ведь нашелся ненормальный, который даже из головы собственной любовницы эту самую статуэтку-бундори изготовил. Паршинцеву, кстати, ждала та же участь, не вмешайся в это дело мадам Гельман. Так что я теперь склонен думать, что бывает все, даже самое невероятное.

Илья только плечами пожал. Он не верил в мистику, не читал гороскопы и считал, что приметы – это удел старушек на лавке у подъезда. А уж представить, чтобы полоса стали с рукоятью могла каким-то образом без вмешательства извне отсечь голову человеку, для него было абсолютно невозможно.

И вдруг в квартире произошло нечто такое, что заставило застыть в ужасе не только Илью, но и малочувствительного и повидавшего виды Карепанова. В комнате негромко, но отчетливо зазвучал мужской голос, монотонный, низкий, лишенный каких бы то ни было эмоций, но проникавший, казалось, куда-то глубоко в подсознание:

– Ты мой слуга. Ты мой раб. Я твой господин. Я распоряжаюсь твоей жизнью. Ты полностью в моей власти. Ты подчиняешься моей воле и моему желанию. Я голоден. Мне нужна кровь. Мне нужна кровь. Твоя кровь. Твоя кровь. Твоя кровь.

Голос становился все тише и тише, пока, наконец, не умолк окончательно.

Илья задрожавшей рукой вытер со лба капли холодного пота, то же проделал и Карепанов.

– Что… что это было? – еле выговорил Гаврюшкин, глядя расширившимися от ужаса глазами на Бориса Евгеньевича.

– А вот черт его знает, – отозвался тот. – С ума вроде как дуэтом не спрыгивают…

– Что же это было тогда? – повторял Илья, стараясь унять противную дрожь во всем теле.

Карепанов вдруг резко хлопнул ладонью по дверке шкафа, и Илья подпрыгнул. Борис Евгеньевич был жесток:

– Так, Гаврюшкин, отставить истерику! Сейчас разберемся. В потусторонний мир я не верю. В слуховые галлюцинации – тоже не особенно, если учесть, что мы вдвоем это слышали. Остается… А что, собственно, остается?

– Ретранслятор, – вдруг выкрикнул Илья, – ретранслятор же, Борис Евгеньевич! Кто-то установил здесь такую штуку и запрограммировал ее на определенное время. И именно в это время она включается и транслирует вот это. Я даже вспомнил, как такая штука называется, та, что несколько раз повторяет сигнал, – «попугай»! Не зря мне сегодня всю ночь учебник физики снился, – возбужденный открытием Илья заметался по комнате под удивленным взглядом Карепанова. – Борис Евгеньевич, это же так просто!

– Просто-то просто, но зачем и кому это надо? Должна же быть какая-то цель. Но ты прав, надо техников вызвать, пусть пороются здесь, – пробормотал Карепанов, вынимая из кармана мобильный. – Николаич? Здорово, это Карепанов беспокоит. Ты не мог бы скоренько на адрес подскочить? Есть дело по твоей части. Мне бы срочно. Ага, понял, пиши адрес, – он продиктовал название улицы, номер дома и квартиры и убрал телефон. – Все, сейчас спец подъедет, чтоб мы не тыкались тут как котята.

– Как вы думаете, – начал Илья, снова с опаской оглядываясь, – а эта штука с какой частотой может включаться?

– Это уж я не знаю, мне учебники физики по ночам не снятся, – развел руками Борис Евгеньевич.

В ожидании эксперта они провели около получаса, и за это время Илья немного успокоился. Карепанов курил, открыв форточку в кухне. Гаврюшкин вдруг вспомнил разговор с соседкой Белякова о фантастической красоты цветке, имевшемся якобы у хозяина, и прошел в спальню. Там на подоконнике действительно обнаружилась орхидея черного цвета, большая, очень красивая и выглядящая почему-то необычайно одинокой. Илья пальцем попробовал землю в горшке – она была сухой. Полить цветок Гаврюшкин не решился, смутно вспомнив, что читал где-то о довольно сложном характере этих цветов и тонкостях ухода за ними.

– Борис Евгеньевич, а можно вот этот цветок соседке отдать? – спросил он, выйдя из спальни. – Жалко – красивый, пропадет ведь.

– Сейчас эксперт осмотрит, и отдавай, – разрешил Борис Евгеньевич.

– Думаете, в горшке что-то?

– Скорее нет, но проверить надо.

Небольшое устройство эксперт обнаружил в той самой тумбочке, возле которой Илья рассуждал о Такеши Китано. Оно было вмонтировано в крепление дверки и, разумеется, ни при каких условиях внешне не обнаруживало себя.

– Хитрая штучка! – Сдвинув на нос очки, эксперт Сергей Николаевич двумя пальцами держал устройство и крутил его так и эдак. – Надо бы пальцы откатать.

– Откатай. Только вряд ли нам это что даст, – вздохнул Карепанов. – Мне другое интересно – кому и зачем это понадобилось?

– Судя по тексту, тот, кто придумал эту адскую схему, хорошо осведомлен о наличии у Белякова меча работы Мурамасы, – сказал Илья. – Вы же слышали, Борис Евгеньевич, что там было? Аккурат укладывается во все легенды об этих мечах. И при таком раскладе…

– … и при таком раскладе надо проверить, не состоял ли наш убитый на учете в психоневрологическом диспансере, – перебил Карепанов и вопросительно посмотрел на Илью: – А я не понял, ты почему еще здесь? Давай-ка, одна нога здесь, другая там, беги скоренько в указанном направлении. А я в управу поеду с Николаичем.

Так или этак –

как ни поступишь, всегда

попадешь впросак.

Что же делать? Одно обретаешь,

а с другим расстаешься, увы.

Неизвестный автор. «Кокинвакасю»

Поезд пришел рано утром, Ольга вышла на перрон и поежилась. Дул ветер, пронизывавший, казалось, до костей. «Хорошо, что Савка заставил меня свитер надеть. Хороша бы я сейчас была», – подумала она с благодарностью, вспомнив, как муж буквально силком натянул на нее толстый свитер с высоким горлом.

– Эй, красавица, не меня ждешь? – раздалось за спиной, и Ольга, ойкнув от неожиданности, повернулась и увидела Никиту.

Сейчас, прожив с Саввой больше года, она уже могла различать близнецов не только по росту, но и по лицам. Никита, более высокий, имел вид скорее дурашливый, на его губах вечно мелькала ухмылочка, так ощутимо отличавшая его от серьезного и иногда даже излишне собранного Саввы. «У Никитки весь мозг в рост ушел», – пошучивал иногда Савва, на что брат совершенно не обижался. «Зато ты у нас в очереди за занудством всех растолкал», – эта фраза неизменно звучала в ответ на подобные колкости, и братья считали себя как бы в расчете.

– Ты чего опять без шапки? – натягивая капюшон на голову Ольги, пробурчал Никита. – Застудишь мозги-то. Куда только Савка смотрит?

– Диночку свою учи, – беззлобно огрызнулась Паршинцева и вдруг заметила, как изменилось лицо деверя, став в одну секунду хмурым и мрачным.