Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные - Дэвид Слоан Уилсон

И кроме того, словно этих отношений Бога с людьми не хватало, чтобы мотивировать поведение, Кальвин, как и многие в то время, верил в то, что близка последняя битва между Богом и антихристом (сам Кальвин твердо считал, что антихрист – это папа римский), а Христос желает, чтобы Его Церковь воссоздали заново и восстановили до Его Пришествия. Это внушало не только мысль о том, что надо спешить, но и чувство того, что ни прошлое, ни настоящее не предсказывают вероятных будущих событий. Уоллес сказал об этом так (Wallace 1988, 40):

Подводя итог, замечу, что отношения Бога с людьми – в том виде, в каком они представлены в катехизисе Кальвина – можно понять как систему верований, призванную мотивировать модели поведения, представленные в таблице 3.1. Тем, кто считает религиозную веру бессмысленным суеверием, возможно, стоит пересмотреть собственные убеждения. Те, кто считает сверхъестественные силы вымышленными поставщиками воображаемых услуг, возможно, недооценили то, сколь функциональны отношения Бога и личности в плане оказания реальных услуг, невозможных без общих усилий. Те, кто уже осмысляет религию в свете функционализма, вероятно, на правильном пути – но, может быть, они недооценивают изощренность «мотивационной психологии», в которой заключено намного больше, чем обращение к «терминам родства» или внушение страха перед адом. И более того, мне тяжело представить систему верований, более эффективную для мотивирования адаптивного поведения группы, принявшей эту систему в качестве истины. Когда дело доходит до превращения группы в общественный организм, катехизис Кальвина уместен едва ли не в каждом слове.

Социальная организация

Сколь бы влиятельной ни была система верований – вероятно, самой по себе ее не хватит для того, чтобы превратить группу в общественный организм. Придать нормам силу закона, скоординировать деятельность тех, кто придерживается норм – для этого необходима и социальная организация. Вот одно из самых важных заключений, которое выводится из парадигмы главных эволюционных переходов форм жизни: все адаптивные единицы, в том числе и одиночные организмы, нуждаются в механизмах, способных предотвратить разрушение таких единиц изнутри. То же самое сказал о религиозных группах современник Кальвина Мартин Буцер (1524, цит. по: McNeill 1954, 80–81), заявивший: «Где нет дисциплины и отлучения от Церкви, там нет христианской общины».

Катехизис Кальвина сопровождался другим кратким документом, названным «Церковные постановления». В нем определялась социальная организация церкви Женевы (включено в Reid 1954; пагинация по этому изданию). Установилось четыре формы служения: пасторы, доктора, пресвитеры, диаконы. Обязанностью пасторов было «проповедовать слово Божье, наставлять, увещевать, убеждать и порицать, как частным образом, так и прилюдно, совершать таинства и делать выговоры в духе братской любви наряду с пресвитерами и другими пасторами» (58). Пасторы должны были прекрасно знать учение Церкви и иметь безупречную репутацию. Кандидатуру будущего пастора сперва выбирали другие пасторы, уже вершащие служение, затем ее представляли в городской совет на одобрение, а в конце концов претендент представал перед прихожанами и провозглашал проповедь, «дабы принят он был общим согласием собрания верных». Это еще один пример того, как в кальвинизме был устроен контроль над предводителями, столь же эффективный, как и над рядовыми членами Церкви.

Пасторы не просто осмотрительно выбирали. За их деятельностью вели тщательный надзор. Раз в неделю пасторы устраивали совместные встречи – убедиться в «чистоте доктрины», а раз в три месяца совершалась встреча, на которой пасторы могли критиковать друг друга – по сути, именно для этого ее и проводили. Помните, в главе 2 мы говорили о том, что и у нуэров проводятся церемонии, на которых высказываются взаимные упреки? А сам Кальвин весьма определенно высказался о надлежащем поведении пасторов:

Заметим, что даже к менее значительным нарушениям терпимость не проявлялась, а сами они были поводом для наказания той или иной степени суровости; об этом я еще скажу более подробно. Если методика, установленная Кальвином, хоть сколь-либо применялась, то для пастора нарушить должностные предписания было крайне затруднительно.

Роль пресвитеров заключалась в том, чтобы «вести присмотр за жизнью каждого; дружественно предостерегать тех, кто замечен в заблуждениях или ведет беспорядочную жизнь; и, если потребуется, налагать запреты или делать замечания в духе братской любви – как от себя, так и наряду с другими… Избирать их [пресвитеров] надлежит так, чтобы как минимум несколько находились в каждом городском квартале и надзирали над каждым» (63–64). Пресвитеров избирали по той же процедуре, что и пасторов: это обеспечивало их приемлемость для городских властей и для тех, за кем они были призваны надзирать. На деле все пресвитеры входили в правление города.