Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные - Дэвид Слоан Уилсон

По катехизису ожидалось, что лица, наделенные властью, будут справедливы и добродетельны, но с теми из них, кто не таков, надлежит вести себя кротко. По сути, безнравственный правитель, наказывая членов Церкви за их проступки, исполняет волю Божью! Вот и прекрасный пример того, как утверждение о Боге служит механизмом, запускающим поведение (покорность по отношению к властям), адаптивное в той обстановке, в которой пребывает Церковь.

Хотя Церковь Кальвина имела лишь незначительный контроль над политическими властями, своих собственных пастырей она контролировать могла. Если религия прежде всего содействует эксплуатации, позволяя своим адептам, занимающим высокое положение, извлекать выгоды за счет «низших», мы могли бы ожидать, что в катехизисе останется лазейка для испорченных пасторов – как и для испорченных государей. Однако этого нет.

Этот отрывок дает нам первый намек на то, что кальвинистская Церковь была задумана и создана и для того, чтобы контролировать поведение пастырей столь же эффективно, сколь и поведение стада.

Сравнение с телом, или организмом, поддерживает стремление к единству целей и одновременно к разделению труда, чтобы исполнить общие задачи, выходящие за пределы слов «делайте другим то…»:

Все исследователи наследия Кальвина выделяют в кальвинизме одну общую черту: он освящает мирские занятия. Пекарь или фермер могут чувствовать святость так же, как и священник, ибо все они – слуги, которые, словно органы, служат на благо церковного тела.

Да, возможно, Десять заповедей и Золотое правило этики слишком очевидны, чтобы заслуживать комментариев. Но нам не следует сбиваться с пути из-за знакомства с ними. Гипотеза, которую я стремлюсь проверить, предполагает, что религия заставляет группы людей действовать как адаптивные единицы. Есть много иных утверждений, противостоящих этой гипотезе: одни называют религию орудием эксплуатации, другие – паразитом от культуры, третьи – побочным продуктом мышления, основанного на подсчете прибылей и издержек… список можно продолжать долго. В главах 1 и 2 мы отмечали, что интеллектуальные тенденции в биологии и социальных науках превратили организмическое представление о религии в гипотезу-неудачника и даже в научную ересь. А Десять заповедей и Золотое правило этики, может быть, и звучат знакомо, вот только поддерживают организмическую гипотезу в гораздо большей мере, нежели ее соперниц. Изучение человеческого поведения, предлагаемое эволюционизмом, наводит и на другие догадки, очевидность которых ясна лишь в ретроспективе. Дейли и Уилсон (Daly and Wilson 1988) сообщили нам, что мужчины более склонны к насилию, нежели женщины, а приемных детей родители бьют чаще, чем родных. От Басса (Buss 1994) мы узнали, что мужчины особенно ценят в женщинах молодость и красоту, тогда как женщины в мужчинах – богатство и статус. Несмотря на их привычность, все эти научные результаты важны, поскольку они – итог разработки формальных теорий, а не порождение наивной психологии. А кроме того, эти результаты важны еще и потому, что их никак не объясняют и часто даже с негодованием отвергают соперничающие гипотезы, выдвигаемые в рамках общественных наук. В нашем случае мы предсказываем, что религия учит верующих вести себя так, чтобы приносить пользу группе, что и поддерживается, пусть и знакомыми, Десятью заповедями и Золотым правилом этики – уж лучше держаться банальностей, чем заблуждаться.

К тому, что уже сказано, добавлю еще и вот что: у этих известных предписаний есть некоторые особенности, благодаря которым мы можем обсуждать сами правила в свете группового функционализма. Зачастую предполагается, что общение – это совместная деятельность, приносящая пользу всем его участникам. Вот только эволюционные биологи указали: мы не можем принять как данность то, что общение всегда проходит честно и взаимовыгодно (Dawkins and Krebs 1978). Благодаря словам можно не только сотрудничать – и обмануть, и эксплуатировать тоже возможно. Честное общение, как и всякая иная форма поведения, призванного во благо общества, уязвимо перед лицом фундаментальной проблемы социальной жизни и требует специальных условий для того, чтобы возникнуть и развиваться. Катехизис Кальвина (и вся иудеохристианская традиция), похоже, отдает себе в этом отчет, говоря, что ложные клятвы и лжесвидетельство – это столь же великий грех, как убийство и супружеская измена.