Насильно твоя - Мария Устинова

— А где Глеб? — неожиданно спросил толстяк. — Давно не слышал.

— Глеб? — Эмиль и бровью не повел. — Заграницу собирался.

Перед глазами встала картинка: он стреляет в партнера, тот падает, какое-то время длится агония. Эмиль совершенно спокойно выглядел. Я бы никогда не подумала, что он сам пришил Глеба месяц назад.

А что стало с телами? С оружием? Они забрали пистолет, вместо него теперь новый. Боже, как мало я знаю! Словно вышла из комы и оказалась в новом мире.

— Вы же вместе работаете.

— Глеб отошел от дел, — Эмиль говорил доброжелательно, но с холодным взглядом. — Мы разошлись.

— А что случилось? — буркнул второй, заподозрив что-то.

— У него спроси, — Эмиль усмехнулся.

Он абсолютно не напрягся, никак не дал понять, что тема ему неприятна. Будто и вправду не знал, где Глеб и что с ним. У меня же сердце колотилось, я смотрела в стол, боясь, что они прочтут правду в моих глазах.

Расспросы ему не нравились, я чувствовала. Он водил пальцами по моей ладони со взглядом профессионального убийцы. Хорошо не на меня смотрел — на своих знакомых.

— Не нравится мне это, — буркнул второй, атмосфера перестала быть непринужденной.

Эмиль по очереди взглянул на них и мрачно сказал:

— Скрывать не стану, с Глебом разногласия. Перестал вызывать доверие, пьет, пропускает встречи. Мне есть, чем заняться, — он рассмеялся, прижимая меня к себе и целуя лицо.

Я вскрикнула от неожиданности. Мужчины поддержали Эмиля пошловатым смехом. Он просто отвлекает внимание. Намекает, что увлекся юной особой… Седина в бороду, бес в ребро, и все такое. У нас разница лет пятнадцать, если не больше, и это заметно. В их глазах нет ничего странного, что он так быстро женился. У богатого мужчины в его возрасте свои слабости и причуды.

По смешкам даже сложилось впечатление, что все за столом знают о сексуальных аппетитах Эмиля. Он не в первый раз меняет женщин. А был ли раньше женат? Чем занимается? Так много нужно узнать о муже.

— Ладно, парни, — Эмиль взглянул на часы и погладил меня по спине. — Нам пора, Дине надо отдохнуть.

Я заметила, что он собрался, когда заговорили о Глебе. С нами горячо попрощались, Эмиль помог мне одеться. Он выглядел довольным, пока мы не покинули ресторан.

— Уроды, — на стоянке с него мгновенно смыло веселье. — Подозревают что-то.

Он усадил меня в машину.

— Думаешь… — я еле набралась храбрости заговорить с ним. — Думаешь они знают, что ты… Глеба…

Эмиль заводил машину и уставился на меня, приоткрыв рот. Я едва не умерла от одного взгляда.

— Прости…

— Чтобы я больше этого не слышал, Дина. Поняла?

— Прости, — повторила я.

Он завел «мерседес» и мы выбрались на проспект.

Мы возвращались домой, свет фар рвал темноту. Пирамидальный тополь на обочине напоминал огромное веретено. Эмиль разогнался, капли растаявшего снега дрожали на лобовом стекле и медленно ползли вверх.

Смотреть на них и ни о чем не думать — единственный способ не сойти с ума.

После ужина стало хуже. Его знакомые не знали правды. Он вывел жену в свет, потому что слухи, что он женился, не стихали. Я живу в клетке, а у Эмиля активная жизнь.

Он так виртуозно лгал коллегам, что мне самой закрались сомнения в правдивости той ночи. Пытки, насилие — может, это рождено мозгом, пострадавшим в аварии? Но тело помнило все. Реакции и инстинкты будут со мной до конца жизни, невзирая на кокон лжи, в который меня одевали.

— Ты отлично справилась.

Профиль Эмиля на фоне темного окна выглядел четким, челюсти сжаты, ноздри напряжены. Готов к драке в любой момент.

— Спасибо.

Отлично? Да мне плевать.

У меня выбили землю из-под ног и бросили в пустоте. Я одна брела в темноте, сбивая ноги, и даже не звала на помощь. Выучила жестокий урок: на помощь не придут. Я оказалась в аду, и каждый день шла сквозь него.

Говорят, можно выйти даже из ада. Говорят, а где выход, не показывают.

Но я «отлично справилась», спрятав этот ад внутри.

Эмиль припарковался во дворе. Я ждала, пока он обойдет «мерседес» и откроет мне дверь. Он выпустил меня наружу, но когда я выпрямилась, неожиданно поймал на руки. Я полузадушено вскрикнула.

Он рассмеялся на мой перепуганный взгляд.

— А раньше тебе нравилось, ластилась, когда я так делал. Прижмись, маленькая. Ну же, — голос упал до шепота, — иди ко мне.

Одной рукой удерживая голову, Эмиль целовал мне лицо: глаза, нос, губы. Целовал и смеялся, хотя не пьяный.

— Привыкай, — хрипло сказал он на ухо, задевая губами. — Мы молодожены, на нас смотрят. Привыкай быть моей, Дина.

А он прав. Я здесь надолго — в этом дерьме. Жена собственного палача.

Поддавшись порыву, я обхватила горячую шею, прильнула к нему и поцеловала. Только в последний момент не в губы, а в уголок рта. Но надолго прижалась губами, чувствуя пар от частого расслабленного дыхания. Эмиль улыбался, как безумец.

Как влюбленный мужчина, недавно взявший в жену красивую девушку. Как сумасшедший, у которого психика сломалась от пыток. Какая разница?

— Я люблю тебя! — громко сказал он.

Я почувствовала, что плачу и плотнее прижалась к нему.

— Я тебя тоже, — прошептала я.

Эмиль понес меня домой, а мне хотелось рыдать. Потому что сегодня я поняла, у него два лица — одно настоящее, для меня. А второе для публики и той легенды, в которой мы будем жить.

Разница в том, что я не лгала.

Эмиль спустил меня на пол перед самой дверью.

Настроение было приподнятым, он улыбался, открывая замок. А я… Я вдруг почувствовала себя его женой. Поняла — это мой муж открывает дверь. Приняла это.

Может быть, чтобы осознать это до конца, нужно было услышать со стороны. Чтобы меня назвали его женой — «госпожа Кац».

Нравится мне это или нет — неважно. Неважно, как это вышло. Неважно, что мы оба не рады нашему браку. Он мой муж.

Я вытерла глупые слезы, и хотела войти в дом, но Эмиль вновь подхватил меня на руки и перенес через порог, как новобрачную.

Эмиль рассмеялся, заметив, что я скованна.

— Успокойся… Дина, ты сама не своя.

Он поставил меня на ноги, помог с шубой и ушел в кухню, поманив за собой. Я робко вошла следом.

Он расселся за столом, устало глядя на меня. Уже другой, не как в ресторане, лицо стало неприветливым. Не из-за меня — он сам по себе такой, черствый, когда не играет в радушие. Я поняла намек и как была — в выходном платье и в ботинках на каблуках, встала к плите. Эмиль хотел кофе.