Опыты психоанализа: бешенство подонка - Ефим Гальперин

Коридор в подвале. Терещенко заводят в маленькую каморку. Стены заляпаны кровью. Песком присыпана кровь на полу. Его сажают на табурет. Высокий латыш достаёт наган.

Терещенко зажмуривает глаза. Звучат два выстрела. Нет, три. Пороховой дым наполняет помещение.

Терещенко открывает глаза. В расползающемся клочьями дыму он видит на полу тела латышей. А вокруг почему-то возникают китайцы в кожаных куртках с маузерами.

– Китайцы? – шепчет Терещенко. – Наверно, посмертные галлюцинации. Надо будет спросить у специалистов по психоанализу.

В это время ему подносят под нос тряпку с хлороформом. И темнота.

Терещенко открывает глаза. Он лежит на кровати в какой-то комнате. Входит китаец в кожанке, с постоянной вежливой улыбкой. Ставит на стол коньяк, бутерброды, чай, пирожные. Подносит таз. Молча, предлагает помыть руки. Льёт из кувшина. Подаёт полотенце. Исчезает.

Терещенко садится за стол. Выпивает, ест. Дверь открывается. Входит Свердлов.

– Добрый вечер! Я Свердлов. Яков Михайлович Свердлов. Подсаживается к столу. Наливает себе и выпивает. Полумрак комнаты.

Красный абажур над головами.

– А я знаком с вашей матушкой.

– Это как же? – удивляется Терещенко.

– Товарищ Ленин представил, когда она приходила за вас просить.

– Угу. И кто вы в этой иерархии вождей?

– Председатель ВЦИК. – «цик-цик»… Это что?

– Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет. Правительство.

– О! То есть я разговариваю с премьер-министром. Мне встать?

– Ваша мама со всей семьёй и вашей женой Марго Ноэ уже в Мурманске. В американском консульстве. В полной безопасности. Ждут открытия навигации.

– Спасибо за добрую весть! Думаю, что вы спасли меня не для того, что я поделился опытом работы в правительстве. Так?

– Так.

– Чем могу быть полезен? Все банки, насколько я слышал, вами национализированы. Зарубежные авуары арестованы ещё со времени получения мною займа на Россию. Я гол, как сокол.

– Я хотел чтобы мы друг друга поняли, – Свердлов крутит пальчиками, – Камушек. Вы пишете записочку. Маме, жене, сестре Прасковье. Кому доверяете… Так, мол, и так. Без подробностей, конечно. Я переправлю её в Мурманск. И происходит обмен. Мне…

А я вас вывожу в Финляндию. Район Куокаллы вам знаком. Там ведь дача вашего приятеля Шаляпина. И Репина.

– И вы мне даёте честное благородное слово, что всё будет именно так.

– Ну, что вы – улыбается Свердлов. – Мы «гимназиев» не заканчивали. Не привычен я, Михаил Иванович, к этому.

– Вот, теперь я вам поверил. Но всё будет не так. Устройте мне встречу с господином Чистяковым. Запишите адрес. Диктую. Он получит от меня инструкции. И я вам в знак благодарности… Камушек. До сих пор всё тело болит от рук этих латышей.

– А ведь я вам хотел помочь с публикацией этих злополучных документов, Михаил Иванович. Присылал Сталина, а вы его выгнали. Взашей. Зря.

Заснеженное поле. Недалеко опушка леса. Автомобиль останавливается. Терещенко и Свердлов выходят на снег. Охрана Свердлова – четыре китайца – тоже выбирается из автомобиля.

– Нет! Прогуляемся только мы с вами. Вдвоём, – говорит Терещенко.

Оставив китайцев у машины, они идут по тропинке между сугробами к опушке леса.

На опушке останавливаются. Вдруг из снега поднимаются люди в белых халатах. Среди них поручик Чистяков.

– Не волнуйтесь, господин Гаухман, – говорит Терещенко Свердлову. – Это мои люди.

Свердлов оглядывается по сторонам. В это время из леса выходят два финских пограничника. И тут Свердлов замечает, что они миновали занесённый снегом пограничный столб:

– Э-э! Мы в Финляндии! Вон финские пограничники!

– А как же, господин Гаухман. Официальная власть.

Пограничники стоят в стороне и курят.

– Да… – нервничает Свердлов. – Красиво вы всё обставили.

– У меня хорошие учителя.

– Этот ваш Рутенберг?!

– Нет, этот ваш Ульянов. Вы не волнуйтесь, господин Гаухман, я держу слово. Просто, если бы я не так обставил… И передал бы вам камушек там, я не оказался бы здесь. Сунули бы труп в какой-нибудь сугроб. За эти месяцы я повзрослел на сто лет. Поручик Чистяков, будьте добры, отдайте господину пакет.

Чистяков передаёт пакет Свердлову.

– Всё? – спрашивает Терещенко.

– Надеюсь, мы останемся с вами в приличных отношениях? У вас ведь ко мне нет претензий? Кстати, будете в Нью-Йорке, зайдите к моему брату. Бродвей, 120. Банк «Гаухман энд Ко». Передадите привет. Банкир банкира…

Свердлов уходит по тропинке назад. Пересекает границу. Не доходя до своей машины, не выдерживает и открывает пакет. Там обещанный камушек.

Это удивительно красиво – на фоне белого снега и голубого неба, играющий гранями бриллиант.

Свердлов оглядывается, машет рукой. Но на опушке уже никого. Будто привиделось. Свердлов идёт по тропинке к своей машине.

ДИКТОР:

Свердлов Яков (Гаухман) скончается спустя год в возрасте тридцати трёх лет. Официальная версия – грипп-испанка. Исследователи уверены, что это было отравление, и не сходятся лишь в одном – кто был заказчик. При вскрытии сейфа Свердлова в Кремле было обнаружено золотых монет царской чеканки на сумму сто восемь тысяч пятьсот двадцать пять (108525) рублей, золотых изделий с драгоценными камнями, – семьсот пять (705) предметов.

Терещенко проходит с поручиком Чистяковым и его людьми между деревьями к стоящему на дороге автомобилю.

– Поехали со мной, Чистяков.

– Спасибо, Михаил Иванович. Я назад. На Дон уйду. К Краснову.

Терещенко обнимается с поручиком. Садится в автомобиль. Там Эдуард Ротшильд. Машина трогается.

– С возвращением, Мищель. Ты стал похож на своего деда, – улыбается Эдуард.

– Это чтобы не сказать «как ты постарел».

– Перестань. Он был очень порядочный человек. Набрось шубу на ноги. Сегодня мороз. Твои векселя – заём для России – мы перекроем. Естественная убыль. Но советую, в Европе лет десять не объявляться. Для твоей же безопасности. Сиди в Швеции.

– Но почему!?

– Любишь ты себе, Мишель, врагов наживать. Как там по-русски? «Бережённого Бог бережёт».

Машина катится по заснеженному лесу.

ДИКТОР:

Терещенко Михаил Иванович будет ещё долго жить. Оглядываясь. До семидесяти. В Швеции, в Африке, на Мадагаскаре, в Австрии. Будет молчать о своей России с момента её окончания. Умрёт в Монако в казино Монте-Карло 1 апреля 1956 года. Официальная версия смерти – разрыв сердца.