Новая власть. Какие силы управляют миром - и как заставить их работать на вас - Генри Тиммс

Уникальная ситуация в Остине (ее назвали Уберопокалипсисом) и передовая общественная культура этого города — редкостное стечение обстоятельств, позволяющее возникать таким инициативам, как Ride Austin. Однако вполне может оказаться, что это утопическое начинание. Новое соглашение, принятое на уровне штата, вернуло в город Uber и Lyft. Оно заставляет серьезно усомниться в блестящем будущем компании Ride Austin.

Так или иначе, история с Ride Austin показывает очень важную вещь: мы можем представить себе радикальную альтернативу компании Uber и даже мельком увидеть, насколько лучше нам будет с ней жить. Ride Austin показала, что ее сервис вполне жизнеспособен — пассажиры успешно добираются, куда им нужно, а финансовое положение компании улучшается. К весне 2017 года она почти достигла прибыльности, отметила миллионную поездку и добилась того, чтобы 5000 ее водителей совершали 70 000 поездок в неделю [288]. И ко всему этому удалось прийти благодаря доброй воле местного сообщества и огромным запасам доверия, накопленным его ключевыми участниками.

Принято считать, что сетевые эффекты, возникающие вокруг убероподобных платформ, неизбежно приводят к национальной, а то и глобальной монополии одной или двух компаний (Uber наверняка ставит перед собой именно такую цель). Однако, как напомнил нам Дешоутел, в 90% случаев райдшеринг носит чисто локальный характер [289]. Такие сервисы по природе своей хорошо приспособлены к масштабам города и служат общему благу, особенно если интересы водителей, пассажиров, сообщества и властей совпадают.

Нетрудно вообразить себе появление аналогичных компаний — Ride Houston, или Ride DC (в Вашингтоне), или даже Ride São Paulo. Делясь друг с другом технологиями и общими стратегиями брендинга, локальные райдшеринговые компании могли бы даже начать формирование своего рода «федеративной платформы», где различные сообщества владеют собственными участками одной и той же единой экосистемы — и возделывают их самостоятельно.

Динамика взаимодействий, формирующаяся в нововластных сообществах и вокруг них, важна не только потому, что она помогает нам разобраться в возможных причинах революции Reddit или «внутреннего сгорания» Uber. Они имеют значение еще и потому, что такие платформы оказывают на всех нас серьезное и глубокое влияние.

Facebook — самая многонаселенная нововластная платформа в мире, и она продолжает охватывать новые аудитории по всей планете. На микроуровне это представляет проблему для какой-нибудь местной некоммерческой организации, университета или школы, которые хотят достучаться до потенциальных спонсоров или учащихся, но вынуждены платить компании Facebook для того, чтобы увеличить охват поста. А на макроуровне это становится проблемой для демократического дискурса в целом: посредством своего алгоритма, непрозрачного для посторонних, Facebook решает, кто, что и когда увидит в своей ленте. Возможно, многие привыкли рассматривать соцсети просто как своего рода виртуальные клубы или кафе, беседы в которых по значимости несравнимы с событиями, разворачивающимися в парламентах или на полях сражений. На самом же деле платформы вроде Facebook всё больше влияют на происходящее в политике и в мире.

Вот один хорошо известный пример. Сегодня мы знаем, какую важнейшую роль сыграл Facebook на американских президентских выборах 2016 года — и как первичное средство распространения («сверху вниз» и «в стороны») фальшивых новостей и дезинформации, и как машина, при помощи которой сторонники Трампа в предвыборные дни обращались к миллионам людей. При этом применялись довольно изощренные методы и разные подходы для разных групп адресатов. Конечной целью было повышение явки среди тех, кто поддерживает Трампа, и понижение явки среди тех, кто не станет голосовать за него. Первой реакцией Марка Цукерберга на заявления о таких действиях стало недоверие: «Мне лично кажется довольно дикой сама мысль о том, что фальшивые новости на Facebook, составляющие лишь малую долю его контента, могли каким-то образом сказаться на результатах выборов» [290]. Пять месяцев спустя компания пошла на попятный и все-таки признала, что сыграла в предвыборной гонке определенную роль [291]. Новости продолжали просачиваться по капле: к сентябрю 2017 года компания призналась, что продавала рекламное пространство компаниям, связанным с Россией и пытавшимся манипулировать мнением американцев. К ноябрю мы узнали, что эту рекламу увидели более чем 150 млн жителей США.

Размышляя о влиянии, которое огромные нововластные организации вроде Facebook или Uber оказывают на весь мир (а не только на своих пользователей), следует применять «круговой тест» (так мы его назвали). Проводя такую проверку, нужно выяснить, как платформа воздействует и на акторов, находящихся внутри ее треугольника, и на тех, кто располагается в круге, в который треугольник вписан. Например, компании Facebook мы могли бы задать несколько суровых вопросов. Как Facebook влияет на способность традиционных СМИ отстаивать интересы общества? Каково психологическое воздействие Facebook? [292] (Ученые получают все больше свидетельств, подтверждающих: чем больше мы пользуемся этой соцсетью, тем хуже мы себя ощущаем.) Каковы будут этические последствия еще более широкого распространения Facebook, когда он охватит еще несколько миллиардов населения Земли? (Этот вопрос особенно важен, если принять во внимание попытки Цукерберга устроить так, чтобы именно его компания предоставляла доступ в интернет жителям таких мест, как сельские регионы Индии. Вероятно, при этом пользователям будет доступен лишь ограниченный набор сайтов.) И должна ли «общественная площадка», которую всё больше напоминает Facebook, принадлежать частному лицу и контролироваться им?

О применении кругового теста следует задуматься не только тем, кто формирует государственную или корпоративную политику, или ученым (в том числе специалистам по этике). О нем нужно задуматься и нам — если мы выступаем в роли участников и суперучастников чего бы то ни было. Без нас эти платформы — как пустые сосуды. Мы определяем, процветают они или угасают. Когда мы выбираем, пользоваться ли нам той или иной платформой, на нас лежит нравственное обязательство — думать не только о своем удобстве и удовольствии, но и том, как эта нововластная модель влияет на мир вокруг нас — помогает она ему или вредит.

Новая цель состояла в том, чтобы собрать 64 млн долларов — и тогда в продажу должны были поступить космические домашние животные.

Потенциальным спонсорам пообещали, что когда-то в будущем они получат доступ не только к «традиционным земным вариантам», но и к экзотическим существам [293]. Вероятно, подобных зверюшек можно будет увидеть в каком-нибудь 2946 году, а заодно понаблюдать за стремительной гибелью межгалактического капитализма.

Но мы забегаем вперед.

64 млн долларов на космических питомцев — это пустяки по сравнению с суммой 200 млн, которую планируется собрать в рамках самой масштабной краудфандинговой кампании в истории человечества. Высказываются разные прогнозы насчет того, как этот проект завершится. Может быть, он станет величайшим провалом в истории краудфандинга. А может быть — величайшим триумфом.