Донные Кишотки - Геннадий Владимирович Руднев

милое чучелко, Йошка улыбнулась и приготовилась всплакнуть. Но тут Травка вздрогнула и произнесла, задрожав:

– Я вижу, мамаша! Я вижу!

Йошке пришлось навалиться на неё всем телом, чтобы дочь не шевельнулась и ненароком не разрушила её работу, и прикрикнуть:

– Лежать! На месте! Руки по швам!

Немигающий глаз дочери смотрел, казалось, сквозь неё.

– Спасибо вам, мама… – пыталась отблагодарить Травка.

– Молчать! – приказала Йошка. Слёзы её высохли.

***

Через пару часов они сидели рядом за столом и читали манускрипт, поставив его вертикально, Йошка – со своей стороны, Травка – с противоположной.

Йошка говорила:

– Мы с тобой, доча, как когерентные частицы, колеблемся с одной частотой: вверх-вниз, вверх-вниз. Но понимание у нас общее. Если ты знаешь о своём, то знаешь и о моём, а я – наоборот. И от этого знание удваивается. Где бы мы ни находились. Отсюда помимо «запутанности» – «призрачного дальнодействия» – и возникает парадокс ЭПР (Эйнштейна-Подольского-Розена). Что следует считать элементами физической реальности? Можно ли изменить философию, не меняя физику? Мы – лишь каббалистическая связь между этими буквами в манускрипте, а не сами буквы. В нём пространство-время состоит из событий. И измеряется только их количеством.

Травка, вглядываясь в текст со своей стороны, отвечала:

– Да, как носки Бертлана… Догадаться по его рассеянности, какого цвета носок будет на его второй ноге невозможно. Однако с большой долей вероятности можно предположить, что он будет отличаться от первого… «Господь играет в кости» … Любая информация случайна… И сефиротами неисчислима…

– Скажи, – оторвалась от чтения Йошка. – А ты узнаёшь себя в зеркале?

– Нет. Не узнаю, – честно отвечала Травка. – А зачем?

– Ну, как же? – Йошка развела руками в недоумении. – Как без идентификации? Жить, не зная, кто ты?..

– Весь мир так живёт, мама! И не заморачивается… Рождается, создаёт потомство, умирает… Эволюционный процесс не только дискретен, но и непредсказуем. Некоторые ветви вымирают, некоторые мутируют до неузнаваемости, а есть и такие, которые деградируют. Зачем им знать, кто они? Кем были? Кем станут?

– Как же так? – не унималась Йошка. – В нас теплится религия духа, а не природы! Кто подскажет заблудшим путь к сказке об Эдеме?

Иконописный лик Травки отвернулся от матери к окну, за которым разномастная собачья свора таскала тряпичный мяч от ворот храма к дверям церковной лавки, а служка из пекарни, который бросал им мячик, дразнил их подачкой: кто из играющих приносил ему мячик первым, тот и зарабатывал кусок просвирки.

– Взгляни вон на того рыжего кобелька. Видишь, сидит в сторонке?.. Ему вшили гипофиз одного деревенского дезертира, а самого паренька разобрали на органы… Его Мишкой зовут. Никогда ни в драки, ни в игры не лезет. Живёт себе по-тихому… А у того, что потемнее, с обрубленным хвостом, Солтана, в голове кусочек мозга от дезертира с предгорьев Кавказа. Видишь, ему ещё два маленьких пуделька кусок просвирки принесли?.. И будут носить, пока он их грызёт… Так вот, Солтан, будучи призывником, свои органы старшему брату завещал, и вся семья бумаги подписала, а его самого, после операции, в собачьем виде даже во двор не пустила. Сказала: собаки не только друг друга, они даже собственное говно едят, грязные животные… Ещё рассказать?

Йошка посчитала собак в монастырском дворе.

– Значит, все двенадцать бывшие дезертиры?

– Все. Некоторые подохли, правда, когда начали соображать, кто они и откуда взялись на самом деле. Есть отказывались. С колокольни бросались вниз… С тех пор я все зеркала попрятала… Что?.. Нет, в лужах они себя не узнают… Это не Согдиана! Здесь в лужах вода мутная, небо не отражает…

– И ты к ним матерью записалась… К собакам…

– Они не собаки. Они солдаты. Смертники. Их предали.

– Они трусы!

– Они мученики! Их никто не учил любить Родину. Их кроме меня некому защищать!

Травка прикрыла рукой око и опустилась на стул.

– А Циля? Она кого защищает?

– Циля спасает. Она мальчиков перебрасывает. За бугор.

– Это ещё как? – поинтересовалась Йошка.

– Ой, мама, не спрашивай… Ты вот в тоннели людей уводишь на мясорубку. Под башнями. А она – над ними самолётами. За горы и океаны. И прячутся там наши мальчики, сирые и безродные.

– Собаки?!

– Собаки тут остаются. Бродячие. А туда – настоящих мальчиков Циля отправляет… Ну, тех, которые сами улететь не могут… Без разбора на органы… Их там в органы и вербуют…

– Ты запутала меня, доча, – призналась Йошка. – Так кого мы спасаем? От кого?

Травка опустила руку со лба и посмотрела на мать. Лик её был светел.

– От себя! Получается, мы эти самые ветряные мельницы и есть… Не великаны, не боги, мы угроза их жизни и сознания… И ничего уже сделать нельзя… Он уже происходит, этот вялотекущий… – договорить она не успела.

С улицы послышался гвалт и захлёбывающийся лай и рычание. У дверей церковной лавки собаки рвали одежды на служке, пытающемся звать на помощь. Не договариваясь, Травка с Йошкой скатились вниз по лестнице, чтобы спасти мужичка. Они кое-как отбили голыми ногами перепуганного насмерть служителя культа от разъярённых псов и спрятались за дверями храма. Он сел на каменный пол и со слезами стал вытирать окровавленные руки о фартук, о бороду и редкие длинные волосы, сбившиеся в кудели. Йошка отирала ему лицо подолом.

– Чуть не сожрали, проклятые, – подвывал он. – За что? Господи! Я же их кормлю, а они меня же и – на части чуть не разорвали… За какой-то мячик!

– Не тому дал? – тихо спросила Травка. В полутьме её было не узнать. Лишь немигающее око фосфоресцировало осуждающе.

– Да кто их разберёт? Все на одну морду…

– Так нечего было и затевать такие игры! Какой из тебя судья? А они божьи твари…

– С-собаки!.. – не унимался мужичок. – Попросят они теперь у меня, как же… Так я им и дам!

– А кто же даст-то, как не ты?! – напутствовала его Травка. – Кроме тебя теперь и давать некому. Последние вы в городе остались.

– А паства? А причт? А отец-настоятель? Куда всё пропало?.. И двор не метут, и за мусором не приезжают. Воды, и той уж из крана нет. Как сквозь землю провалилась. И у забора лопуха не сыщешь зад подтереть… Прости меня, Господи…

Йошка погладила служку по голове.

– Бедный ты, бедный… И евнух в придачу… Так?

Тот завыл ещё громче. Псы за дверью подхватили его вой лаем и начали разносить гвалт по всему монастырскому двору. За дверью послышались стук колёс, окрики и несколько хлёстких ударов плетью, когда она щёлкает круто закрученным концом, разрезая воздух. Лай сразу перешёл