Анатомия посткоммунистического мафиозного государства. На примере Венгрии - Балинт Мадьяр

Президент республики является первым, кто может предотвратить вступление закона в силу после принятия парламентского постановления, поскольку он обладает правом возвращать принятые законы парламенту или пересылать их в Конституционный суд. Орбан сумел помешать переизбранию прежнего, лояльного к «Фидес», но в определенной степени все же суверенного президента республики, Ласло Шойома (2005–2010). Ему нужен был чиновник, которого он и нашел в лице Пала Шмитта, любимца бывшей коммунистической партии, заместителя председателя Венгерского комитета по физической культуре и спорту в ранге замминистра. После ухода Шмитта в отставку из-за скандала, связанного с плагиатом, допущенным им при написании университетской докторской диссертации, Орбан вызвал в Венгрию Яноша Адера, бывшего лидера фракции «Фидес», уличенного во внутрипартийном «заговоре» и сосланного в Европейский парламент. После 2010 г. Адер реабилитировался, создав открыто манипулятивный избирательный закон, и в качестве президента республики также доказал, что достоин доверия Крестного отца: тщательно срежиссированная самостоятельность президента республики выразилась лишь в «юридических придирках» по незначительным вопросам, а отнюдь не в противодействии ликвидации конституционного устройства. Несколько законов Адер вернул в парламент на дополнительное обсуждение, прекрасно сознавая, что участвует в унизительном представлении: парламент раз за разом снова одобрял эти законы без всякого обсуждения, даже усугубляя те их части, которые вызвали сомнения у президента. И после этого уже нельзя было обратиться в Конституционный суд. О символической девальвации значения высшего представителя публичной власти свидетельствует и переход первого места к премьер-министру на протокольных церемониях. В действительности президент республики выражает не единство нации, а единство политической семьи, является защитником не либеральной демократии, а порядков мафиозного государства.

Следующей преградой на пути вступления закона в силу может быть Конституционный суд (КС). Однако уже закончился процесс обуздания и этого органа. Парламент увеличил его численность и упразднил паритетный характер парламентской комиссии, выдвигавшей кандидатов на пост новых судей, вследствие чего правительственное большинство беспрепятственно делегировало в этот орган лояльных к нему лиц. Однако, поскольку в случае некоторых членов КС несмещаемость оказалась обоюдоострым оружием и вдохнула в них смелость, побудившую к проявлению некоторой самостоятельности, был принят закон, ограничивающий полномочия КС, а конституция была изменена, чтобы в конкретных случаях отнять у КС возможность выступать против правонарушений. Но бывало и так, что Орбан посылал предупреждения еще до решения Конституционного суда, как, например, при ограблении частных пенсионных фондов: «Не стóит создавать иллюзию, что (…) это положение может быть изменено приговором Конституционного суда. Это невозможно. Это окончательная система. Венгерская пенсионная система, покоящаяся на двух опорах»[98]. Это было не чем иным, как выдачей Конституционному суду свидетельства о смерти. И он понял свое положение: постановление об антиконституционности увольнения правительственных чиновников без объяснения причин уже заранее было составлено так, чтобы и «Фидес» осталась сытой, и КС – целым. КС не только не защитил жертв антиконституционной правительственной практики увольнений, но и даже продлил срок применения этой антиконституционной процедуры еще на три месяца. А вдруг «Фидес» еще не завершила политической чистки государственной сферы?

Превращение Конституционного суда в орган, не имеющий политического веса, сопровождалось подчинением Всевенгерскому судебному ведомству (ВСВ), созданному в рамках «реформы системы правосудия». После упразднения существовавшего ранее независимого профессионального судебного органа жена друга семьи премьер-министра и делегированного «Фидес» депутата Европарламента получила право единолично принимать решения о назначении судей, их продвижении по службе и передаче дел на рассмотрение тем или иным судам. Руководитель ВСВ выбирается парламентским большинством в две трети голосов сроком на девять лет, так что если в будущем конституционного большинства не будет, то по новым правилам действующий руководитель ведомства может оставаться на своем посту хоть до конца жизни. Под влиянием критики со стороны Евросоюза эту возможность позже передали заместителю, которого назначает сам руководитель. С помощью принудительной отсылки на пенсию удалось освободиться от значительной части ведущих судей, в то время как общая граница пенсионного возраста была, наоборот, повышена. Судьи были поставлены в положение материальной зависимости. Отныне, ввиду отсутствия адвокатов, подозреваемые и обвиняемые могут подвергаться запугиваниям.

К весне 2011 г. в рамках блицкрига, нацеленного на концентрацию власти, были заняты и остальные независимые учреждения: Государственная счетная палата, Бюджетный совет, Экономическое конкурентное ведомство, государственные СМИ. Назначенный еще предыдущим правительством в 2007 г. президент Национального банка, несмотря на акции по подрыву его репутации, поддержанный международными протестами, оставался на своем посту до истечения срока полномочий в 2013 г., однако поле маневрирования непопулярного банкира было сужено с помощью одного из «деспотических» законов, по которому было увеличено количество вице-президентов Монетарного совета и Национального банка и расширены их полномочия, а кадровый состав обоих органов был пополнен представителями политической семьи.

Рекрутирование новых кадров в органы публичной власти осуществляется не по образцу классических диктатур. Если в этих диктатурах каналы мобильности отрегулированы и контролируются отчасти внутри партии, а отчасти номенклатурой, то делегаты мафиозного государства являются наместниками и подставными лицами, которые, как правило, связаны с политической семьей узами лояльности и/или бизнеса. Ими могут стать и семейные олигархи, и семейные бухгалтеры, как, например, министр внутренних дел или министр экономики.

Двадцати лет после смены режима не хватило даже для того, чтобы провести ясную и общепринятую границу между политическими и профессиональными постами в правительственных и муниципальных аппаратах. Поэтому в ходе смен правительств ротация кадров во все большей степени затрагивала и контингент специалистов. Эскалация данного процесса способствовала уже упомянутому возникновению управленческого бессилия правительств в профессионально-бюрократическом смысле этого слова. Раздача все более низких управленческих постов в качестве политических премий практически разрушила еще не укоренившийся этос партийно нейтрального управления, как его понимал Макс Вебер.