Битва дипломатов, или Вена, 1814 - Дэвид Кинг

За последние два года его слух заметно ухудшился, и гостям музыканта приходилось кричать. Глухота, вызванная разрастанием кости во внутреннем ухе, прогрессировала, и поведение Бетховена становилось все более неадекватным. Потеря контакта с миром звуков усугубляла ощущение оторванности и отчуждения. За резкость и вспыльчивость его прозвали «строптивым медведем».

Сейчас же раздражительный гений готовился к большому концерту в Редутензале дворца Хофбург. Его композиции посвящались победе союзников над Наполеоном и Венскому конгрессу, созванному для возрождения Европы.

* * *

Когда монархи, по выражению баронессы дю Монте, не изображали избалованных детей и не «играли в солдатики», они охотились — на оленя, кабана, зайца или фазана. Английскому доктору Ричарду Брайту довелось присутствовать на одной из таких охотничьих забав, которую он по жестокости сравнил с «боем быков». На самом деле она была еще более изуверской.

10 ноября императорский двор и его гости выехали в Лайнцер Тиргартен, охотничьи угодья под Веной. По этому случаю были сооружены амфитеатром двадцать трибун. Из леса согнали около шестисот кабанов и других диких животных и по несколько особей поочередно выпускали на маленькую арену. Монархи, которым ассистировали помощники, перезаряжавшие ружья, стреляли в соответствии с рангом. Первыми поражали живые цели императоры, затем короли, а за ними уже палили князья, герцоги, фельдмаршалы и так далее. Швейцарский банкир Жан Габриель Энар ужаснулся: это была не охота, связанная хотя бы с минимальным риском, искусностью или отвагой, а кровавая бойня.

Тем временем «комитет восьми» приступил к рассмотрению проблем Италии, руководствуясь, как было условлено, географическим принципом. Начали с Генуи, порта на северо-западном побережье, игравшем важную торговую роль еще в Средневековье. Наполеон поработил древнюю республику в 1805 году и превратил ее, по знаменитому определению Льва Толстого в романе «Война и мир», в «поместье семьи Бонапарте». Теперь Генуя желала восстановить независимость и статус свободной республики. По крайней мере городу это было обещано.

Весной 1814 года, на исходе войны, Великобритания заверила Геную, что республика будет возрождена в том виде, в каком она существовала до революции во Франции. Для этого город должен выступить в поддержку союзных армий. Генуя согласилась и теперь прислала в Вену свою делегацию.

Но главного делегата, двадцативосьмилетнего отпрыска влиятельной семьи банкиров маркиза де Бриньоль-Саль, ожидало разочарование. Британия заявляла, что человек, обещавший возродить республику, лорд Уильям Бентинк, командующий на Средиземноморье и посланник в Сицилии, не имел права давать подобные гарантии, и это было истинной правдой. Хуже того, по слухам, Британия собиралась передать Геную королю Сардинии. Слухи имели под собой основания: лорд Каслри подписался под соглашением на этот счет, предусмотренным секретной статьей, приложенной к Парижскому договору.

Каслри и союзники исходили из того, что Генуя, маленькая и относительно слабая республика, слишком привлекательна для будущей французской агрессии; причем потеря города, расположенного вблизи стратегических альпийских горных перевалов, может угрожать безопасности всей Северной Италии. Король Сардинии (Пьемонта-Сардинии) способен защищать территорию более эффективно. Генуя, таким образом, являлась частью стратегического плана Каслри создать «железное кольцо» вокруг Франции: Большие Нидерланды на севере, сильная Пруссия на востоке и увеличенная Сардиния на юге.

Несмотря на протесты генуэзской делегации, «комитет восьми» остался непреклонен. Прежние обещания либо дезавуировались, либо игнорировались. Призывы к возрождению легитимной формы правления, принятой до войны, тоже отвергались. Делегатам Генуи просто-напросто указывалось на положение секретной статьи: «Король Сардинии получит приращение территории за счет государства Генуи».

Великие державы начали формировать постоянные комиссии, практически следуя предложениям, высказанным ранее Талейраном. Еще в середине октября была создана германская комиссия: ей поручалось подготовить проекты образования федерации и текста конституции. Однако дело не двигалось из-за Саксонии, и с 16 ноября все дискуссии прекратились. Заседания комиссии возобновились лишь через пять месяцев.

Впоследствии великие державы учредят десять специальных комиссий. Одна из них, к примеру, будет заниматься вопросами свободного плавания по рекам, другая — дипломатическим этикетом. Они росли как грибы по мере надобности.

12 ноября появилась комиссия по Швейцарии, которая сразу же столкнулась с немалыми трудностями. Швейцария в то время представляла собой федерацию, состоявшую из двадцати двух кантонов, имевших различную историю и культуру. В одних люди говорили по-французски, в других — по-немецки, в третьих — по-итальянски, а в таких местах, как Энгадин и Граубюнден, можно было услышать и редкий ретророманский язык, основанный на латыни. В одних кантонах главенствовала католическая вера, в других — протестантская, где-то господствовала аристократия, а где-то — народ.

Кантоны не могли прийти к согласию относительно будущего Швейцарии. Кто-то хотел большей кооперации, кто-то выступал против единения. Кому-то была нужна федерация, кому-то — нет. Действовали две разные формы правления, созданные год назад: в аристократическом Берне и демократическом Цюрихе. Многие опасались, что страна скатывается к гражданской войне. Все надежды возлагались на швейцарскую комиссию — она должна найти оптимальное решение. Мир в Европе невозможен, если в ее центре разразится война.

В середине ноября, помимо Саксонии, захваченной Пруссией, горячо обсуждалась еще одна тема: организация в Испанской школе верховой езды карусели Средневековья — римейка средневекового рыцарского турнира. Из всех представлений, устраивавшихся во время Венского конгресса, аттракцион с рыцарями был самым впечатляющим.

Вся Вена с нетерпением ждала этого захватывающего зрелища, назначенного на вечер среды 23 ноября. Фестивальный комитет внимательно изучил историю проведения подобных турниров с тем, чтобы не только понять их логику, но и превзойти «масштабностью».

Испанская школа верховой езды, построенная в 1735 году по проекту Йозефа Эмануэля Фишера фон Эрлаха, наилучшим образом подходила для турнира. Под огромными хрустальными люстрами, в которых ярко горели свечи, простиралась длинная прямоугольная арена, на которой упражнялись всадники. В одном конце располагалась императорская трибуна с рядами позолоченных кресел, ожидающих коронованных особ. В противоположном конце зала находился балкон, где должны были сидеть двадцать четыре «дамы сердца», за чьи симпатии и предстояло сражаться рыцарям. Трибуны соединялись галереями, сооруженными по обеим сторонам арены. Колонны были увешаны щитами, мечами, доспехами и рыцарскими девизами.

Народ начал собираться задолго до назначенного времени, и к семи вечера, когда на турнир приехали поэт Л а Гард-Шамбона и принц де Линь, арена была заполнена до отказа. Как обычно, немало людей прошло по поддельным билетам, и повсюду сновали агенты барона Хагера.