Последний романтик - Тара Конклин

– Но если ты вынесла все это, – спрашивал он, – почему ты уходишь теперь?

У него были пухлые, чувственные губы и темные брови, с правого края которых виднелся всплеск неожиданно ранней седины. Вообще-то он был хорошим парнем.

– Я точно не знаю, – сначала ответила я. И тут я поняла, в чем проблема. – Наверное, мне просто не хочется, чтобы все было нормально.

Вполне естественно, что я переносила свой опыт в свои поэтические упражнения. Я писала практически только про секс, потому что секс стал самым интересным, что происходило в моей жизни.

Моего преподавателя поэзии звали Кевин Кили.

– Мне нравятся стихи о сексе, – сказал Кевин.

Эмма, почти модель, почти звезда нашей группы, выразительно вздохнула и закатила глаза.

– Но? – спросила я.

– Знаешь, ведь эта идея не то чтобы абсолютно оригинальна. Есть Анаис Нин, Эрика Йонг… – Кевин казался смущенным.

– Сильвия Плат, – напомнила я. – Шэрон Олдс, Эйлин Майлс…

Кевин закивал:

– Да, да. Конечно. Ну и… другие. У тебя симпатичные стихи. Я хочу сказать, такие свежие. И очень честные.

Эмма снова вздохнула, на этот раз громче, и к ней присоединился тихий стон откуда-то с заднего ряда. Я проигнорировала их. В нашей группе было четырнадцать чужих, враждебных друг другу человек, которые работали днем, но имели литературные амбиции, выросшие из личных внутренних терзаний и навязчивой идеи того, что может их исцелить. Такие критики не могли быть лояльными. (Бездушный. Унизительный. Пустой.) Все они, казалось, ненавидели меня, ну или по крайней мере мои работы. Только Кевин считал, что из меня может что-то получиться.

Я отослала свои стихи о сексе в девяносто девять литературных и поэтических журналов, откуда мгновенно получила отказы, и сказала Кевину, что с меня хватит. Сотый отказ будет уже чересчур деморализующим, слишком символичным. Как я потом оправлюсь после сотни прямых отказов?

Как-то вечером, когда все уже разошлись, мы с Кевином остались вдвоем. Наша группа сидела в здании Нью-Йоркского университета, в помещении, которое, очевидно, было заброшенной аудиторией, слишком продуваемой и опасной для младшекурсников, которые платят за обучение. Стены и часть доски были разрисованы небрежными граффити, а из-под половиц возле единственного треснутого окна выпирало что-то, напоминающее асбест. Во время занятий мы все сидели в пальто.

– Кевин, – сказала я, подвигая стул к его столу, – почему меня вообще волнует возможность напечататься?

– Я не знаю. А почему? – Он чистил апельсин. Комнату наполнял свежий цитрусовый запах.

– Потому что мне говорят, что меня должно это волновать. Ты же сам и говоришь!

Казалось, Кевин задет.

– Фиона, я сам всегда за чистоту процесса. Не слушай ты этих пижонов из «Пари ревю». Просто пиши то, что тебе хочется. – Он помолчал. – Может, тебе стоит завести блог?

– Что ты сейчас сказал?

– Блог! – сказал Кевин с набитым апельсином ртом.

– Бог?

Он прожевал и сглотнул.

– Ты что, живешь в канаве под скалой? Блог. Это как будто ты пишешь дневник, только онлайн, и приглашаешь людей его комментировать. Надо сказать, это не для слабых духом.

Я поразмыслила над его словами.

– Я никогда не была трусливой. Правда.

– Я хочу сказать, мне нравятся эти стихи. – Кевин взял лист, на котором я сдала сегодняшнюю работу. – Это может хорошо пойти в блоге. Просто, как апельсин.

Кевин записал на листке названия нескольких сайтов, и я поехала домой на метро. Это было в 2003 году. Все выходные я провела, изучая Gawker, Dooce.com, Belle de Jour, The Daily Dish. К концу воскресенья я решила, что хватит. Я загрузила в свой «Мак» нужную платформу и, после манипуляций с мышью и собственным идиотизмом, занявших целую ночь, стала блогером.

Поскольку я все-таки опасалась и не была совсем уверена, что Кевин знает, о чем говорит, я не стала использовать свое настоящее имя. Я назвала блог «Последний Романтик».

В блоге я так описала идею своего проекта: «Цель, которую ставит перед собой «Последний Романтик», состоит в том, чтобы писать Всю Правду о Сексуальной Жизни Молодой Женщины в Большом Городе. Женщина – это я, город – Нью-Йорк. Другими словами, я хочу несентиментально описать процесс получения мной сентиментального образования».

Мой первый пост, искреннее и полуэротическое стихотворение о том, как я целовалась с усатым мужчиной, получил семь лайков. Следующий, подробное описание орального секса с тем же усатым мужчиной, озаглавленный «Щеколингус», получил двести восемьдесят восемь. И я подсела. Я могла написать что угодно, несколько коротких абзацев, и кто угодно с доступом к компьютеру мог их прочесть. Когда я писала что-то новое, я говорила об этом только Кевину, но тем не менее неделя за неделей, месяц за месяцем моя аудитория все росла.

До появления у меня «Последнего Романтика» я встречалась с мужчинами в основном ради результата – встретить мужчину, переспать с мужчиной, найти мужчину, но теперь я стала делать это ради процесса. Я поняла, что для меня не существует мужчины, ждущего меня на конце этой радуги. Сам проект был и радугой, и горшком золота. Все до копейки, что я знала и слышала о путешествии, достижении и недостижении цели, я вложила в свою сексуальную жизнь. И это оказалось так интересно! Что может быть интереснее собственных слабостей и предрассудков в приложении к сексу? Потому что отношение к сексу означает отношение к себе, к самооценке и к оценке других. То, как человек ведет себя в одноразовом сексе, говорит о многом. Когда я уяснила для себя базовые принципы этой механики (флирт, инициатива, исполнение), мне захотелось встряхнуть их. Я буду изображать женщину, ищущую привязанности, или девушку с разбитым сердцем, или (однажды) проститутку, или (дважды) девственницу. Надавливание на эмоциональные триггеры вызывало у моих партнеров разные отклики, и, что самое интересное, это меняло мою собственную физическую реакцию в ответ, причем так, что это всегда поражало меня саму.

Конечно, резко увеличившееся число совокуплений привело к тому, что я уже не всматривалась в мужчин как таковых, особенно в их личности. Они стали для меня просто сочетанием реакций – физических, эмоциональных, поведенческих. Возможно, в колледже мне надо было пройти курсы антропологии и изучения женщины, потому что проект был как раз на стыке этих наук. Его цели и задачи были связаны с отношением полов. Но читателей моего блога мало волновали теоретическая подоплека, мои гендерные убеждения, сексуальная политика, ловушки замужества и материнства и потребность женщин в признании их свободы и самовыражения, хоть сексуального, хоть какого. Девушки читали мой блог о сексе потому, что мой опыт совпадал с их собственным и мои слова обеспечивали подтверждение тому, что они – в своей возбужденной, яростной, сексуальной женской сущности – не одиноки.