Последний романтик - Тара Конклин

Тем вечером я притворилась аспиранткой, изучающей философию в Нью-Йоркском университете и подрабатывающей в свободное время официанткой в мексиканском кафе в Челси, недавно приехавшей в Нью-Йорк и все еще приходящей в восторг от небоскребов и широких авеню.

Написала ли я потом что-то о нем? Он стал, кажется, номером двадцать три.

– Ты здесь с чьей стороны? – спросил Номер 23, обводя рукой зал. – Невесты?

– Нет, жениха, – ответила я.

Я поглядела в сторону Джо, но увидела только его спину, торчащую над толпой. Это было в первый раз, когда мои миры вот так столкнулись, и мне это не понравилось. Когда-нибудь в будущем, да, я расскажу Нони о своем блоге, покажу его сестрам и брату и объясню его феминистическую подоплеку, прочту им множество полученных комментариев, дискуссии, вызванные моим постом, – моими словами! Моим опытом! В прошлом месяце о Последнем Романтике написала «Нью-Йорк таймс» в колонке, посвященной виртуальным сообществам и феминистским блогам. «Берегитесь, мужчины Нью-Йорка, – написал журналист. – Последний Романтик может выбрать вас следующим». В следующие несколько дней я получила несколько привлекательных писем от литературных агентов, присланных на адрес блога. Но я не ответила на них. Я была пока не готова расстаться с анонимностью.

Рядом с Номером 23 я чувствовала себя нервозно и неприятно, и мне только хотелось удрать от него до того, как Джо или Нони заметили бы, что мы разговариваем. И до того, как он свяжет у себя в голове нашу совместную ночь и блог. Читает ли он его? Узнал ли себя? Как правило, в моих постах не скрывались личные детали мужчин, с которыми я спала. Конечно, никаких имен, но есть же другие способы опознать человека. Татуировка, родинка, прикус, шрам. Я была очень откровенной, оценивая сексуальную технику своих партнеров, их понимание тела женщины, манеру целоваться, интеллект. И не один комментатор называл меня жестокой.

Но Номер 23? Я уже не помнила деталей нашего совокупления. Что я там написала? Когда он улыбался мне, в его зеленых глазах сверкали золотистые искорки. А ресницы были такие же рыжеватые, как и волосы.

– Здорово было встретить тебя, – сказала я мужчине. – Но я… Я тут с приятелем, и все это слегка неловко… – Я одарила его, как надеялась, искренней теплой улыбкой. В то время я очень легко врала; я даже не считала все это ложью. Это была просто часть проекта, такая же необходимая, как компьютерная клавиатура.

– Между прочим, Уилл, – представился он. – Ничего страшного, я и сам постоянно забываю, как кого зовут. Удачи тебе с твоим приятелем. – И Номер 23 – Уилл – повернулся и исчез в толпе.

* * *

Во время первых лет после Паузы мои брат и сестры были заняты кружками, куда ходили после школы, друзьями и уроками, но я возвращалась домой ровно без четверти три, и мне было нечего делать и не с кем играть, так что Нони наняла нашу соседку, Айрис Дюран, присматривать за мной. У Айрис были карие, близко посаженные глаза и быстрый визгливый смех. Ей было восемнадцать, она только что окончила школу в Бексли, у нее были плохие отметки и безразличная мать. Она согласилась сидеть со мной, пока не подвернется что-то – что угодно – получше.

Была середина 1980-х, эра Рейгана и просто скажи «нет»[6], и светловолосая Типпер Гор[7] предупреждала нас о разрушительном эффекте похабных песен. Когда Пауза закончилась, я стала ребенком, постоянно задающим вопросы. Возможно, это было связано с поиском внимания или с попытками осознать возвращение Нони. Я никогда не спрашивала ни о чем осмысленном и полезном – например, как работает телевизор или отчего мы простужаемся, – но только о чем-то отвлеченном, на что было трудно ответить, и всегда о людях. Почему женщины носят кошелек в сумке, а мужчины – в кармане? Как долго человек может не разговаривать? Сколько времени нужно, чтобы влюбиться?

Думаю, так и началась игра с Барби. Возможно, я спросила у Айрис что-то о сексе. А может, ей просто было скучно. Мокрым весенним будним днем Бексли был не тем местом, где стоило находиться. У нас было несколько десятков Барби. Нони не покупала их – и даже мысли не допускала! – но их отдавали нам дружественные родители более старших девочек, которые уехали учиться или стали играть во что-то другое. Барби балерины и Барби стюардессы, Барби медсестры, певицы и невесты. На одной из них было зеленое узкое платье, обтягивающее ее тело и закрученное так, что она походила на гигантскую змею. Твердые, торчащие груди Барби казались мне своего рода оружием, может быть, торпедами или небольшими бомбами, а обнаженное, квадратное место у них между ног непонятным пространством, в которое можно было поместить какую-нибудь табличку.

Годами Барби были для меня примером женственности. Нони не была женщиной; это была наша мать – она находилась слишком близко, ее было слишком много. Матери друзей были теми, кто нас подвозил и готовил оладьи. Быстро подвозил в кино в темноте. Некая фигура в шляпе, лениво аплодирующая на игре в футбол. А у Барби были платья с оборками и съемные пластиковые шляпы. Барби смотрели скучными голубыми глазами с подведенными в форме полумесяца ресницами.

Именно Айрис взяла на себя задачу показать мне механику секса. Для демонстрации она использовала Барби.

– Сперва они женятся, а потом занимаются этим, – говорила она.

Я послушно провела Барби-невесту вокруг воображаемого алтаря рядом с нашим единственным Кеном. У Кена было меньше одежек, чем у Барби; и его суставы гнулись гораздо хуже.

– А она должна выходить за него замуж? – спросила я.

Айрис пожала плечами:

– Обычно это именно так, но не то чтобы на этот счет был закон или что-то такое.

Она показала мне, как Барби занимается сексом с Кеном в миссионерской позиции, и скоро я экстраполировала ее уроки. Со временем сочетания, которые я придумывала, становились все сложнее, и их было трудно исполнить. Я могла включать туда, например, подросшего Скипера или маленькую, гнущуюся фигурку Робина из «Бэтмена», хотя его одежда была нарисована прямо на нем. Не знаю, откуда брались все эти эротические фантазии. Сама-то Айрис была на удивление консервативна.

– Почему у тебя нет бойфренда? – как-то спросила я. – Ведь твоя мама работает по ночам.