К чужому берегу. Предчувствие. - Роксана Михайловна Гедеон

— Работать кем? На мелкой должности? И за такой пустяк платить сорок пять тысяч франков? Это чистая блажь. Бонапарт не слушает никаких ее советов.

— Да, не слушает. Разве что по самым незначительным вопросам.

Старший брат помолчал некоторое время, а когда заговорил снова, тон его был настолько приглушен, что я напряглась, пытаясь разобрать, что он говорит.

— Годы идут, Сириль… Женщины стареют и теряют привлекательность быстрее, чем мы. Однако она еще и не слишком умна. Другая бы на ее месте…

— Скажи лучше, ты поддаешься просьбам Терезы и потому поддерживаешь ее! — произнес младший брат не без запальчивости, почти обвиняюще. — Твоя Тереза мечтает, что благодаря заступничеству Жозефины вернется в высший свет, откуда ее вышвырнул Бонапарт, и будет благодаря твоим миллионам куролесить там так, как это делала при Директории. Однако нынче сил Жозефины не хватит даже на такую малость, и деньги, которые ты вкладываешь в генеральшу, пойдут прахом, Рене!..

Клавьер громко расхохотался.

— Какой пассаж со стороны мальчика, которого я воспитал и снабдил образованием! Браво, Сириль, ты превращаешься в моего морального стража и одновременно хранителя семейного кармана, это дорогого стоит.

Тон его был довольно добр, но молодой человек покраснел от неудовольствия.

— Ты заменил мне отца, Рене, и я хотел бы видеть рядом с тобой женщину, которую можно уважать. Твоя Тереза…

— Я прекрасно знаю все о моей Терезе, нет нужды напоминать, — прервал его банкир довольно резко и нетерпеливо. — Любая сплетня о ней, звучащая в парижских подворотнях, для меня не новость. Но эта Тереза родила мне ребенка, и ради родной дочери…

— Ради родной дочери ты готов позволить веревки из себя вить?! — возмутился Сириль. — Ты даже не видишь того, какая она дрянная мать. Еще до отъезда в Англию я слышал, что она ведет переговоры с семейством Шуазелей, чтобы отдать им Клеманс на воспитание. Дескать, так было принято в семьях аристократов! Тьфу, это просто неслыханно!

— Клеманс будет воспитываться в доме, который я купил для Терезы, тут и говорить нечего, — не без раздражения прервал брата банкир. — Все эти Терезины фантазии сами по себе не стоят и гроша.

— Но ты чрезвычайно занят, и тебе некогда следить за всем в ее доме. Клеманс полностью во власти матери, и она поступит с дочерью так, как планирует, я уверен в этом. Уже сейчас она повсюду жалуется, что крик ребенка действует ей на нервы и отпугивает посетителей ее салона. Она обеспокоена исключительно платьями и прическами…

— Я, конечно, занят, и не живу с ней под одной крышей, но у меня есть люди, которые могут Терезу контролировать, — успокоил брата Клавьер. — Давай оставим этот разговор, все эти обвинения сейчас ни к чему.

Наклонившись, он поворошил едва мерцающие уголья в камине. Лицо его было задумчивым. По виду Сириля нельзя было сказать, что он доволен тем, что тема прервалась, — очевидно, пассия старшего брата вызывала у него изрядное неудовольствие, и я невольно усмехнулась, подумав, насколько похожи бывают младшие братья: ситуация точь в точь напоминала ту, которая сложилась между мной, герцогом дю Шатлэ и Полем Алэном. Мне даже было немного жаль Терезу, ставшую объектом столь пристрастной братской ревности. Этот Сириль не даст ей покоя.

— Надеюсь, ты никогда не поставишь ее на место Флоры, — проворчал младший брат, отходя к окну. — Это был бы ужас для нашего семейства. Флора была вдовой графа, а эта…

Клавьер поднял голову.

— Подумай о собственной судьбе, Сириль. Может, тебе самому пора подыскать спутницу жизни? Твое внимание к Терезе тогда, я уверен, поубавится.

От долгого неподвижного стояния, да еще от того, что я до крайности затаивала дыхание, у меня, честно говоря, затекла спина. Мне уже было не очень интересно, что ответит Сириль и откуда у него взялось столь высокое мнение о моей ненавистнице Флоре, — я хотела аккуратно ретироваться со своего наблюдательного поста. Того, что я услышала, мне хватит на несколько дней размышлений, а семейные дрязги Клавьеров меня не касаются… Однако, размышляя о том, как бы потише добраться до своих туфель и покинуть помещение, я и предположить не могла, что развязка сцены окажется такой громкой.

Ничего не упало, я в полумраке ничего не задела и была очень осторожна, — словом, была совсем не моя вина в том, что дверь за моей спиной со стуком распахнулось. Целый сноп света вперемешку со звуками музыки хлынул из галереи в кабинет, высветив меня во весь рост. На пороге вырос секретарь Талейрана Лабори и, ничего не подозревая, вскричал:

— Святой Бенуа! Наконец-то. Я искал вас повсюду, мадам де Ла Тремуйль! Ужин начнется через считанные минуты. Вы приглашены за стол первого консула, и монсеньор сказал мне, что если я сей же час вас не найду, мне больше ни дня не придется работать в министерстве!

Будь у меня хоть миг, я бы постаралась остановить его, заставить умолкнуть. Но я не успела сделать даже умоляющего жеста. Каждое слово, которое он выкрикнул, обжигало меня, будто кипятком. Я надеялась все-таки, что это ощущение останется лишь внутренним и я не залилась краской смущения до самых ушей. Было ясно, что мой поступок, мое подслушивание будут через считанные секунды разоблачены. Так и случилось: я не успела и звука произнести, как в переходе, где я подслушивала, послышались шаги, и за моей спиной оказались оба брата Клавьеры.

— Вот оно что, — раздался сзади знакомый звучный голос. — Очаровательно. Босая герцогиня… Как предусмотрительно, мадам, что вы сняли туфли. Вас совсем не было слышно.

Кажется, он переглянулся с братом.

— Надо сказать, Сириль, я ничуть не удивлен. Это вполне в духе этой дамы.

Не было никакого смысла что-либо отрицать или оправдываться. Да и перед кем оправдываться? Я отпустила подол, который держала чуть подобранным, и, слегка передернув плечами, повернулась к банкиру.

— Вы можете удивляться или не удивляться, сударь, это не изменит того факта, что вы появились здесь уже после того, как здесь появилась я.

— И вы были столь деликатны, что ничем не выдали своего присутствия. Надо же, какие тонкие манеры вам присущи. Где вы их позаимствовали? На итальянских фермах своего детства?

Наклонившись ко мне так, что я ощутила запах, исходящий от его сюртука, — цепкий мужской аромат, крепкую смесь серой амбры с горькой полынью, он совсем уже издевательски уточнил:

— В Версале, кажется, было принято вести себя иначе, разве не так?

Я вскинула голову, пытаясь скрыть румянец на щеках:

— Вы не любите Италию, господин банкир? Не советую вам так отзываться об этой стране, она сейчас