Для радости нужны двое - Вацлав Михальский

— Тебе бы на сцену, — выслушав дежурные причитания Николь, посоветовала однажды Мария.

— Я там уже была, — в тон ей отвечала Николь. — А вот тебе пора показаться в свет. Хочешь в "Гранд-опера"?

— Смотря что идет. — В голосе Марии прозвучало сомнение: пока ей явно никуда не хотелось.

— Недавно была премьера в постановке вашего русского — "Аделаида, или Язык цветов" на музыку Равеля. Сейчас ваш русский — главный в «Гранд-опера», на него все молятся.

— Сергей Лифарь?

— Да, да, Серж. Я не запоминаю ваши русские фамилии.

— Вся Франция запоминает, а ты не запоминаешь? — с легкой издевкой в голосе спросила Мария. — Придется запоминать, если, конечно, хочешь быть светской дамой в Париже.

— О, если в Париже, то я и китайские запомню! — засмеялась Николь. — Ну что, пойдем на вашего Сержа?

— Пойдем. Но пока ты учи русские балетные фамилии: Дягилев, Лифарь, Спесивцев, Павлова, Фокин, Баланчин, Мясин, Нижинский, Нижинская… Учи, подруга, а потом я тебе еще подскажу. — Мария обожала пикироваться с Николь. В болтовне с ней возникали то чувство ребячливой свободы и радости, то взаимопонимание с полуслова, что дорогого стоит.

Театр «Гранд-опера» помещался в одном из тех здания, что поражают воображение с первого взгляда и навсегда остаются в памяти как один из символов города. Высокие арочные окна и массивные пилоны нижнего этажа со стоящими перед ними изваяниями; множество декоративных элементов по всему фасаду; второй этаж с громадными прямоугольными окнами, обрамленными высокими парными колоннами; роскошный интерьер самого театра, знаменитая большая белая лестница…

Поднявшись с Николь и Шарлем по широкой беломраморной лестнице, Мария увидела в трех шагах от себя знакомое лицо. Направляясь в театр, она была уверена, что на спектакле русского балетмейстера обязательно встретит русских, но о такой встрече она и мечтать не могла…

Если бы Александр Сергеевич Пушкин знал, какая красивая будет у него правнучка, то порадовался бы от всей души. Стройная, с высокой прической, подчеркивающей замечательный овал лица, белизну открытых плеч, еще молодую шею, она и здесь, среди множества блистающих красотою дам была очень заметна, приковывала к себе взгляды многих.

— Здравствуйте, Анастасия Михайловна, — поровнявшись с дамой, сказала Мария по-русски.

— Здравствуйте, — доброжелательно, но неуверенно отвечала та, вежливо приостанавливаясь.

— Я Мария Мерзловская, мы познакомились на первом русско-французском балу в 1928 году, я… — Мария задохнулась от смущения.

В приветливых карих глазах Анастасии Михайловны мелькнуло недоумение, а потом она вдруг взглянула на Марию пытливо, цепко и вспомнила ее.

— О, графиня, конечно, я вас помню! Я даже помню, что Коко Шанель одобрила ваш экстравагантный наряд.

Анастасия Михайловна говорила правду, иначе бы не назвала ее графиней. И тут же мелькнула мысль, что вспомнила ее Анастасия Михайловна по фотографии с Коко Шанель во французской газете. Фактически она процитировала подпись под фотографией: "Коко Шанель одобряет экстравагантный наряд русской графини Мари Мерзловска".

Натянуто улыбаясь, Николь и Шарль стояли рядом.

— Анастасия Михайловна, — осмелела Мария, — позвольте представить мою названную сестру Николь и ее мужа генерала Шарля — губернатора Тунизии. Я ведь теперь тоже живу в Тунизии…

— Как интересно, — учтиво и безразлично сказала правнучка Пушкина. — Тунизия — это у нас где?

— Это Северная Африка, район бывшего Карфагена.

— Очень занятно, — непринужденно заметила Анастасия Михайловна. — И что вы там делаете? Вышли замуж за местного бея?

— Нет, я строю дороги и реконструирую порты Бизерты и Туниса.

— Потрясающе! Я горжусь нашими русскими женщинами!

Спасительный первый звонок разрядил неловкую паузу, зрители хлынули в зал на две тысячи человек.

— Графиня Зия де Торби. — Правнучка Пушкина протянула руку сначала Николь, а затем ее мужу.

Генерал ловко поцеловал поданную ему холеную руку леди Зии.

— Позвольте и мне представить мужа, — сказала леди Зия по-французски. Она полуобернулась, и тут же из-за ее плеча выдвинулся высокий, сухощавый мужчина с очень молодым сероглазым лицом и седеющими висками. Мария перед этим и не видела его — она никого не видела и не слышала, кроме Анастасии Михайловны.

— Баронет Гарольд Огастес Уэрнер!

Баронет церемонно раскланялся.

И снова возникла пауза.

— Было приятно познакомиться, — почти дружески улыбнулась Николь графиня Зия де Торби, перевела взгляд на одетого во фрак генерала Шарля и добавила: — Вам к лицу штатское, генерал. Наш сын тоже военный, в прошлом году вышел из училища. — Лицо ее осветила горделивая материнская улыбка.

— Поздравляю, — сказал Шарль.

Раздался второй звонок.

— Нам в правые ложи. — По очереди кивнув Марии, Николь и Шарлю, графиня Зия де Торби взяла своего мужа под руку.

Зрители спешили к своим местам.

— А нам в левые, — огорчилась Николь. — Какая милая дама! — сказала она Марии, когда правнучка Пушкина и ее муж отошли на достаточное расстояние. — И тоже настоящая графиня?

— Графиня?! — саркастически усмехнулась Мария. — Она прежде всего правнучка великого русского поэта Пушкина.

— Ну это не очень интересно, — вяло промолвила Николь.

— Много ты понимаешь! Но тогда я скажу тебе, что она дочь внука русского царя Николая Первого.

— О-о! Это другое дело!

— Нет, это как раз чепуха! Главное, что она правнучка Пушкина.

Дрогнул занавес, и гудящий зал стал затихать. Мария почти не смотрела на сцену, а только в сторону противоположных лож, туда, где сидела Анастасия Михайловна — леди Зия де Торби.

Мимолетная встреча с правнучкой Пушкина, словно живая вода, смыла сонную одурь, владевшую в последние дни Марией, и она снова почувствовала вкус к жизни.

Благодаря мужу Николь она сделала в Париже несколько важных знакомств, которые сослужили ей в дальнейшем хорошую службу. Генерал Шарль в те времена действительно был нарасхват, люди относились к нему с подчеркнутым уважением и как бы невзначай давали понять, что они верят в его звезду и надеются, что он этого не забудет.

После католического Рождества и Нового 1939 года Шарль, Николь и Мария возвратились в Тунизию. Они прилетели на том же губернаторском самолете, которым управлял все тот же неприветливый пилот Антуан — «бурбон», как назвала его по прилете в Марсель Мария. На этот раз она не обратила на него внимание да и видела его мельком. Душа ее была занята предстоящей встречей с Улей, и ни о ком другом она не могла думать.