Затерянные во льдах. Роковая экспедиция - Иннес Хэммонд

В этот момент до нас донесся голос Дика:

— Эй, шкипер, поднимается ветер. Как насчет того, чтобы поставить паруса?

Только тут я вспомнил, что совсем забыл о своем обещании сменить его у штурвала.

— Идем, — откликнулся я. — Кертис, позовите Уилсона, если вам не трудно. Будем ставить паруса.

Джилл схватила меня за руку, и я обернулся.

— Спасибо за то, что вы сегодня сделали, — произнесла она. Она улыбалась. На фоне бледной кожи лица ее губы казались ярко-красными. — Я почувствовала, что больше не одна. Что у меня есть верные друзья.

— Я ничего особенного не сделал, — ответил я и поспешно отвернулся.

Но, поднимаясь по трапу на палубу, я снова понял, насколько все это для нее серьезнее, чем для меня, и насколько чувства важнее, чем холодная финансовая выгода этого предприятия.

Я почувствовал ветер, едва высунув голову из люка. Он был ледяным и довольно сильным.

— Прости, Дик, — произнес я. — Память уже не та. Совсем забыл, что обещал тебя сменить.

— Все в порядке, — откликнулся он.

Луна скрылась за тучей, и я видел только его темную куртку, которая как будто нахохлилась за штурвалом на фоне едва заметного фосфоресцирующего свечения нашего кильватерного следа.

— Я хотел тебе об этом напомнить, но, когда подошел к двери, услышал, как ты утюжишь этого беднягу, и решил не мешать. Что-нибудь выяснил?

— Он согласен говорить только в присутствии своего партнера, — раздосадованно ответил я. — Утром будет ему звонить.

Все остальные тоже поднялись наверх, и мы поставили паруса. Маяк Хеллесой уже мерцал далеко за кормой, а прямо перед нами маячил черный контур острова Федье. Справа по борту мигнуло еще что-то.

— Маяк Утваер? — спросила Джилл.

— Да, — ответил я, поднимая голову и глядя на наполняющиеся ветром паруса. — Идем прямым курсом ко входу в Согнефьорд. Эй, Дик, — окликнул я партнера, — вам с Кертисом хорошо бы спуститься вниз и поспать. И вам тоже, Джилл, — обернулся я к девушке.

— А как же вы? — спросила она.

— Я посплю на топчане в рубке.

Я отправил вниз также и Картера. Я хотел, чтобы они выспались как можно лучше. На следующий день нам предстояло много работы, если мы ставили себе целью подняться по Согнефьорду. Наконец на палубе остались только мы с Уилсоном. Я стоял в кокпите и, опершись локтями о крышу рубки, разглядывал грот-мачту и смутные очертания паруса и оснастки на фоне черного неба. Яхта стремительно шла вперед, грациозно накренившись на подветренный борт и вспарывая воду, пеной шипевшую в желобах. Идти под парусами в такую ночь было одно удовольствие. Но в ветре чувствовался морозец, и я быстро продрог.

— Какой у тебя курс, Уилсон? — поинтересовался я у матроса.

— Норд тридцать вест, — откликнулся он.

Я сверился с картой. Мы уже оставили позади бесчисленные острова, разбросанные вдоль побережья по правому борту от нас.

— Разбудишь меня, когда ляжешь на новый курс, — попросил я и улегся на топчан. Легкое покачивание яхты и ритмичное поскрипывание оснастки мгновенно меня убаюкали, и я провалился в сон.

Когда мы легли на новый курс, я сел к штурвалу, а Уилсона отправил вниз спать. Было четыре часа утра, и так похолодало, что от пронизывающего ледяного ветра у меня онемело все тело. Я даже представить себе не мог, что люди огибают мыс Горн. Ветер теперь дул в левый борт, и яхта выровнялась. Я провожал взглядом свет маяка Утваер, пока он не скрылся за очередным мысом. На востоке занялся рассвет, серый, холодный и ясный. Из темноты ночи как будто вынырнули горы, окружив нас плотным кольцом. Они были серыми и очень массивными на вид. Но, не считая одной-единственной горы в форме огромной сахарной головы, в них не было ничего особенного. Я с таким же успехом мог находиться в Ирландии или идти вдоль берега какого-нибудь шотландского озера.

Снега почти не было видно. Отсюда виднелся лишь самый край огромных снежных полей, укрывавших горы. По мере того как светало, горы казались все более черными. Небо начали затягивать тучи. Серые рваные облака стремительно собрались и укутали поросшие деревьями склоны. Небо постепенно краснело, пока не вспыхнуло огнем, из которого взошло солнце, похожее на пламенеющее пушечное ядро, взлетевшее над вершинами гор. За бортами яхты бурлила огненно-красная пена. Но обрывки туч продолжали слетаться со всех сторон, подобно духам зла, вознамерившимся лишить землю и море тепла и света, и вскоре последние отблески небесного огня потускнели и исчезли. Внезапно солнце спряталось за тучи, все снова стало серым… серым и унылым. А затем нас окружила стена тумана.

Тем не менее именно в этот момент меня охватило волнение. Я в полном одиночестве управлял собственным судном. И я входил в самый длинный фьорд Норвегии, который протянулся на сто тридцать миль на восток, в сердце самой гористой части Норвегии. В ширину он достигал от двух до пяти миль, и с обеих сторон возвышались горы, крутыми скалистыми склонами спускаясь к самой воде. Глубина фьорда составляла столько же, сколько и высота гор. Я много о нем читал, и вот наконец мне предстояло по нему пройти. К тому же я делал это не ради удовольствия, а с определенной целью. Я шел во Фьерланд, расположенный под самым большим ледником Европы, — пятьсот восемьдесят квадратных миль сплошного льда. И я надеялся найти там правду о Фарнелле. Причина его смерти теперь была для меня важна не меньше, чем мысль о том, что он мог обнаружить. Я видел встревоженные глаза Джилл, и ее беспокойство каким-то образом передалось и мне.

Волна холодного тумана должна была смыть все мое волнение, но это ей не удалось. Произошло как раз обратное. Время от времени порыв ветра отдергивал серый занавес, позволяя мне бросить мимолетный взгляд на горы, вершины которых оставались по-прежнему от меня скрыты, но нависающая массивность которых предполагала бесконечные километры горных хребтов. «Вот так и надо познавать новую страну, — размышлял я. — Как женщину, постепенно». Я сжимал влажные от тумана рукояти штурвала, ощущая уверенную мощь ветра, увлекавшего «Дивайнер» все глубже в горы, и чувствовал, как загадка этих мест очаровывает меня все бесповоротнее.

Я так погрузился в созерцание и мысли, что время, которое на рассвете обычно тянется невыносимо медленно, пролетело незаметно. В восемь часов я позвал Дика и, передав ему штурвал, спустился вниз, чтобы поспать.

— Следи за ветром, — напутствовал его я, почти скрывшись в люке. — Горы не видны, но они окружают нас со всех сторон.

Видимо, я смертельно устал, потому что уснул мгновенно. Мне показалось, что уже в следующее мгновение меня затряс за плечо Кертис. Я резко сел на койке, вслушиваясь в звуки яхты. Она накренилась и стремительно шла вперед, с плеском взрезая носом волны.

— Когда мы будем в Лейрвике?

Он ухмыльнулся.

— Мы вышли из Лейрвика час назад.

Я мысленно выругался, кляня его за то, что он меня не разбудил.