Хозяин жизни - Надежда Мельникова

Он снова двигается быстро и грубо. Лесенка под нами грозит развалиться. Он сгребает руками мой зад и пересаживает на полированный столик. Книги летят на пол, а я притягиваю его к себе ногами. Мне так горячо в его объятьях, так хорошо, так жарко. Мы движемся друг к другу навстречу, наполняя комнату бесстыжими стонами и громкими шлепками.

— Никогда не трахался в библиотеке, — усмехается и, между толчками внутри меня, порывисто дергает молнию на кофте, высвобождая грудь из ярко-салатного, в тон трусам, лифчика, — ты своей короткой юбкой заставила меня развратить храм знаний.

— Все ещё голодная? — наклоняет голову к плечу Дусманис, наблюдая, с каким аппетитом я поглощаю тосты с ветчиной и сыром.

Он слегка издевается. Потому что похмелье прошло, и на его место явился дикий голод. А сделанные им для меня тосты кажутся самыми вкусными в мире. В холодильнике полно еды от профессионального повара, а мне слаще меда жареный Дусманисом хлеб. Он сидит совсем близко, на соседнем стуле, гладит, перебирая волосы на моем затылке. Сердце щемит от каждого движения его пальцев. Жест очень интимный, хочется завыть на луну, как одинокая волчица.

Не к месту приходит на ум Азалия. Неужели с ней он такой же ласковый? Смесь страсти и нежности делает меня совсем глупой. Любого другого мужика я бы давно спросила о наших отношениях. Много ли для него значит эта ночь, день и совместное поедание бутербродов? Но это же Дусманис, нарочно тяну с вопросом. Но время пришло, если меня это беспокоит, нужно спросить. Узнаю, что я всего лишь «развлечение дня» и успокоюсь.

— И все-таки твоя герань будет ревновать, — бесцельно перекладываю кусочек ветчины с одной тарелки на другую.

Какая же я злая. Обзываю ни в чем не повинного человека. Это я с ее кавалером отжигаю, а не наоборот. Огромная столовая, переходящая в кухню, душит меня, будто в ней заканчивается кислород. А что, если он сейчас встанет, отойдет в сторону, скажет «все сложно», прекратив меня гладить? Вспомнит об Артуре. Попросит собираться домой. Вдруг он любит Азалию, а меня просто трахает? Бывает же такое. Со временем отношения приедаются, хочется чего-то нового. Сейчас пропитается свежими эмоциями и пойдет ее песни слушать. Головная боль медленно возвращается.

Не могу успокоиться, уговариваю себя о достаточности счастливого момента… Но на самом деле не могу. Постоянно думаю о его принадлежности ей. Умная, самодостаточная женщина промолчала бы, делая достойную мину. Дав мужчине решить самому, с кем он желает быть. Но я молодая и глупая. Ревную так, что зубы сводит. А еще оказывается дикая собственница. Не замечала этого в отношениях с Артуром. С Дусманисом же я готова убить каждую, посмотревшую на него женщину. Но Азалия не просто смотрит. Она ласкает, целует, спит с ним в одной постели, гладит его, ублажает ртом… Ох! Так с ума можно сойти.

— Мы с Аней расстались, — оставляет мои волосы в покое Дусманис.

Равнодушно пьет чай из огромной кружки и, откровенно зевнув, прикрывает рот рукой.

Аня, вот, так я и знала. Придумала себе псевдоним и радуется. Ну какая она Азалия? Анна Петровна небось.

Так, стоп, что?! Головокружение, сухость во рту, гул в ушах, дрожь, тяжёлое дыхание, быстрый пульс, опять тошнота. Все сразу. Дусманис расстался с Азалией?! А мне нельзя было сказать? Хотя, я же не спрашивала.

— Неделю уже, может больше, кажется, не помню. Да и неважно это.

— Но почему? — возмущаюсь я так яро, будто хочу, чтобы они были вместе.

Дусманис сводит брови на переносице.

— Ты сейчас серьёзно, Маш? Правда у меня на это нет причин? Я не малолетний идиот, чтобы мучить ее и себя, когда уже неинтересно.

— В том клубе, на ее концерте, ты выглядел очень даже заинтересованным, — бурчу себе под нос.

Опять во мне говорит ревность. В итоге он же со мной в машине оказался, хотя, кто его знает, чем они с Азалией после концерта занимались.

Дусманис снова усмехается. Разглядывает меня, будто диковинную зверушку.

— Но ее инстаграм?! — резко вспоминаю я, глядя в темно-карие глаза.

Получается чересчур громко и эмоционально. Дусманис смеется в голос. В его взгляде отчетливо читается: «Ты сходишь по мне с ума и следила за ее инстаграмом?».

— Какая ты еще девчонка, Маш, — снова тянет ко мне руку.

А я не очень понимаю это комплимент или наоборот.

— Мне подруга сказала, что там регулярно появляется информация о тебе, — бубню, пытаясь спасти положение, опускаю глаза и увлеченно колупаю кусочек сыра.

— Она публичная личность, Маш. Будет кто-то другой, она начнёт демонстрировать его. Для этого инстаграм и создан, — еще один зевок. — Фабрика тщеславия. Хотя, — Дусманис пожимает плечами, — некоторые умудряются творить драму из расставания, получая дополнительный пиар. Но я спонсирую ее творчество. Думаю, она понимает, что мне это не хрена не понравится. Двадцатого в моем отеле намечена презентация ее клипа, на днях она снимается в рекламе. Если получится, она принесет мне доход. Почему бы и нет? Пару раз мы обедали вместе. Обсуждали деловые вопросы. Это неизбежно.

— Ты так спокойно говоришь об этом. Наверное, ей очень больно, — грустно втягиваю воздух носом, так же шумно выдыхаю, — кажется, она любит тебя.

Мне становится жаль Азалию, но я эгоистично не хочу их встреч и «деловых разговоров». Сойду с ума, если их потянет друг к другу по старой памяти. Бывшим любовникам сойтись всегда проще. А им ведь было хорошо, слышала через дверь на свадьбе.

Выходит, я таки отбила у нее мужика. Вот уж не думала, что со мной может случиться нечто подобное. Я всегда очень серьезно относилась к чужим отношениям. Оказывается, надо было просто встретить Дусманиса. Но ведь и мое положение крайне зыбко. Кто я для него? Все еще непонятно.

— Может и любит, Маш, но жалость не лучший выбор. Легко любить человека, исполняющего мечты о бабках и славе, — поднимает глаза и смотрит исподлобья. — Мой сын тоже любит тебя, однако ты здесь, со мной.

Мне становится стыдно. Дусманис прав, мне плевать на чувства Артура, свои собственные разъедают изнутри.

— Почему ты не пришёл ко мне раньше?

Вот это я разошлась со своими вопросами, совсем страх потеряла. Дусманис замолкает, швырнув вилку, та со звоном падает на тарелку.

— Он МОЙ сын, Маш!!! Я же просил тебя развестись до того, как мы трахнемся, но ты предпочла утопить нас обоих в угрызениях совести.

Не займемся любовью, а трахнемся, подмечаю я.

— Почему тогда сейчас пришел?

— Потому что смирился, — коротко отвечает отец моего мужа, собирая тарелки и вилки со стола, погружая все это в посудомойку.

Смерился с тем, что он подонок, трахающий жену своего сына, додумываю я фразу до конца. Затем встаю, подхожу и обнимаю, утыкаясь носом в его мощную спину. Даже представить не могу, каково ему сейчас. У меня еще нет детей.