Свиданье с Богом у огня. Разговоры о жизни, любви и самом важном - Татьяна Устинова

На этом приключение закончилось. Пора домой, в Москву. Мама там скучает. Да и с кошками ей одной трудно.

На Московском петербургском вокзале никогда ничего не разобрать. Толчея, давка, объявления во всех динамиках «Нумерация вагонов идет со стороны Москвы» – позвольте, с какой такой стороны Москвы, если тут кругом Питер?!

Непривычная Верочка пробиралась сквозь толпу, волокла чемодан, проконтролированный мамой, нервничала изо всех сил, боялась опоздать. Что тогда делать-то?! Питер – это ведь край земли русской, не выберешься, поезда уходят всего раз в час!..

Совершенно выбившись из сил, Верочка приостановилась, чтобы перевести дыхание, и очень неудачно – прямо у ее ног на заплеванном асфальте лежал человек, то ли пьяный, то ли в коме, то ли вовсе мертвый.

В Питере на вокзале всегда и обязательно валяется человек, это еще со времен Достоевского так положено. Еще рядом непременно должна валяться издыхающая лошадь, которую гнусный ямщик бьет кнутом изо всех сил, а в некотором отдалении фланировать проститутка, невинная и чистая душа, спасающая своего папеньку или непутевого братца, а фамилия умирающего должна быть Раскольников. Звать Родион. И никак иначе.

И всех нужно спасти, это Верочка знала совершенно точно.

Она бросила чемодан, присела на корточки и с некоторой дрожью потрогала лежащего. Тот не пошевелился. Мимо шли равнодушные ноги, катились равнодушные чемоданы, равнодушный голос читал объявления. Хорошо хоть издыхающей лошади не наблюдалось!..

Верочка уже плакала, лежащий не подавал никаких признаков жизни, равнодушие окружающего мира и невозможность ничего изменить ледяным панцирем сковали гиперчувствительную Верочкину душу, и поезд, поезд вот-вот уйдет!..

– Вам помочь?..

БЧ – душитель и казнокрад – отстранил Верочку от бездыханного тела, его сопровождающие засуетились, а тело, приведенное в сидячее положение, вдруг подало признаки жизни, разлепило мутные глаза и бессвязно выматерилось.

– Пойдемте, – предложил Верочке душитель. – Тут без нас разберутся.

Верочкин чемодан как-то сам по себе подхватился и поехал, а Верочка как-то сама собой оказалась в поезде, причем вовсе не на своем месте, а по соседству с БЧ, то есть на месте, которое ей не предназначалось.

К Москве, от которой велась нумерация вагонов, оказалось, что он не такой уж душитель и чувство юмора у него есть. Он посоветовал Верочке не слишком усердствовать на пути спасения и посмотреть кинокартину Ларса фон Триера «Догвилль», многое разъясняющую именно в этом вопросе.

Кинокартину обещал прислать и обманул – ничего не прислал. Привез диск сам, чем вверг главного в изумление, а коллектив и самое Верочку в многодневный ступор.

Встречались они недолго. Всего несколько раз. После чего она переехала к нему на Кутузовский, где он одиночествовал после смерти супруги? А через некоторое время Верочка перевелась в отдел культуры – освещать театральные постановки и музыкальные премьеры гораздо приятней, кроме того, на пользу будущему малышу.

Возмущает ее нынче только одно – ее муж, Большой Чиновник, допоздна пропадает на работе. Спасает мир, елки-палки.

У нас есть приятель Леша, и сейчас он разводится с молодой женой. До «молодой» Леша был женат на «старой», примерно с рождения, то есть много лет, то есть столько же, сколько и большинство из нас. Барышни разного толка окружали Лешу всегда и следовали за ним «шумною толпою», благо есть унаследованная от дедушки дача, где Леша уединяется, когда этого требует его глубоко творческая работа, и принимать там барышень вдали от городского шума, супруги и вообще всяческой ненужной суеты сам Бог велел. Никто из нас толком не понимает сути Лешиной работы – он то ли что-то пишет, то ли переводит, то ли ставит в театре, то ли участвует в кинематографе, то ли что-то ведет на радио. Лешины занятия ничему не мешают и не способствуют. Лешины дедушка и папа при советской власти были людьми не то чтоб не бедными, а исключительно состоятельными. Состояние и связи во время всевозможных перестроек они как раз не профукали, а приумножили и бережно передали наследнику. Наследник хорошо кормлен, везде принят, большинство сильных мира сего «знали его еще в рубашечке», как писал граф Л. Н. Толстой, так что все очень удобно и, главное, для Леши не обременительно.

Женись хоть каждый день!..

Леша, когда осознал это, немедленно бросил старую жену, которая почитала его гением, ухаживала, подавала, убирала, в нужных местах закатывала глаза в восторге от написанного Лешей или поставленного в театре, на барышень «шумною толпою» не обращала внимания, ибо была «мудрой».

Именно так почему-то называют женщин, которые не бьются в истерике от мужниных свинств, а принимают их как должное – мол, свинья и есть свинья!..

Никакая «мудрость» не помогла. Леша жену бросил.

И обрел «молодую».

Должно быть, потому, что на нескольких холстах намалевала разными красками нечто. Лешу холсты приводили в экстаз.

Ну, мы долго не знали, как принимать их у себя: с Лешей все более или менее ясно, а ее-то куда?.. Посадить с нами за стол – ей скучно, она ничего не понимает, зевает по сторонам, потом отчаивается и начинает дерзить, как любой плохо воспитанный подросток, а хозяйке потом разбирайся со «взрослыми», которым это не нравится!.. Отвести в детскую и оставить – она обижается, выходит оттуда без позволения, сопит, опять не то!..

Потом, ребята, начались вертеровские страсти!.. Сорокапятилетний Леша всюду подозревал измены, ревновал к фонарным столбам и водителям «Газели», если она ехала на маршрутке, и водопроводчику, если прорывало трубу. Она изо всех сил его воспитывала, но не преуспела – трудно воспитывать дядьку, который старше не просто на два с лишним десятка лет, но еще и на несколько жизней. Он старше на своих детей, на жену, на революцию 91-го года, на дефолты, смерти близких и так далее.

Потом дитя родилось, и Леша от радостей отцовства стал все чаще наведываться на дедушкину дачу, чтоб «поработать в тишине», за ним «шумною толпою» последовали барышни. Молодая жена оказалась «заперта в четырех стенах» – они все оказываются запертыми и именно в четырех стенах, ибо никто из них заранее не может предположить, конечно, что младенец – это не только умилительные фотографии, но и, черт побери, ответственность, от которой уже не избавиться никогда, пеленки-баночки-бессонницы-врачихи-диатезы-поносы-прогулки-одеялки-коляски-няньки и – далее везде!.. Леше-то это ничего не ведомо, предыдущие дети благополучно выращены старой женой, «мудрой женщиной».