Реваншист. Цвет сакуры – красный - Борис Орлов

– Ну? – поинтересовался Волков, меняя магазин у пулемёта. – И что это было? Какого чёрта вы, кусотарэ[112], полезли в драку? Почему не стреляли?

Те виновато переглянулись. Рядовой Исиро Танака смущённо произнёс:

– Видите ли, Ворокофу-доно[113], мы… нам не приходилось стрелять в людей…

– Можно подумать, что вам штыками убивать приходилось, – хмыкнул Всеволод.

А через минуту уже он стоял, смущённо опустив глаза. Оказалось, что его товарищам и штыками убивать не приходилось, а вот палками, кулаками и ногами – очень даже. Все японцы в его отделении изучали карате в подпольных школах Коммунистической партии, и все они участвовали в боях с полицией и гвардией двадцать третьего – двадцать четвёртого годов[114]. И неудивительно, что в бою они решили действовать так, как умели и привыкли.

– Э-э… Кхм… – произнёс наконец Волков. – Значит так, бойцы. Завтра же начнём с вами занятия по использованию оружия. А ещё, – тут он совершенно по-отцовски потёр нос, – поучите меня своему карате. А сейчас… Танака и Эндо – отконвоировать пленного в расположение. Трофеи… – Всеволод оглядел своё не слишком могучего вида войско и выбрал самого крупного: – Боец Тамая! Берёшь трофейные винтовки и тащишь в часть… Отставить! Боец Хонда! Поможешь Тамая. Старший по команде – рядовой Танака. Выполнять! Остальные, за мной!

С этими словами он повернулся и зашагал дальше по улице. Оставшиеся пятеро дружно зашагали за ним. У них до сих пор не прошёл боевой азарт, ещё выплёскивался в кровь адреналин. Им ужасно хотелось снова встретить каких-нибудь китайцев и показать энган-сарю[115], как сыны Ямато, вдохновлённые Товарищем Его Божественным Величеством, умеют пользоваться винтовками. А ещё они страшно гордились своим командиром, который вот так, словно богатырь Бэнкей[116], смахнул десяток китайских коно-яро[117], будто камни с доски для го[118], да ещё и взял в плен офицера.

Наверно они бы очень удивились, если бы узнали, о чём думает их командир, идаина эийю[119] Ворокофу-сан. А в голове у парня металась одна-единственная мысль: «Если бы у Хонды, как и положено, были колеса, Танака с остальными обернулись бы быстрее…»

Тот бой на окраине Куаньчэна не принёс командиру отделения Волкову никаких наград. Возможно, потому что никаких особых наград в СССР ещё просто не существовало. Впрочем, его наградили, ведь именно так считали его командиры. На следующий день Всеволода вызвали, и командир батальона Строев перед всеми лично прикрепил к его петлицам по третьему треугольнику. Теперь он – помощник командира взвода, его заместитель, а если что-то случится с комвзводом, товарищем Беловым, – Всеволод примет командование на себя. Как и всю ответственность за четыре десятка душ.

Взятый в плен офицерик – шаовей[120], которого придавило лошадью, смог сообщить только, что был отправлен командованием в разведку, закончившуюся фактически не начавшись. Больше никакой ценной информацией он не располагал, а потому был отправлен в тыл, с предварительным заходом в санпункт. Назначенный старшим по команде Исиро Танака не придавал значения тому факту, что пленного шаовея то прикладами в спину подгоняют, то штыками пониже спины подбадривают, чтобы, значит, ногами активнее шевелил. А пара сломанных рёбер и несколько неглубоких колотых ран – подумаешь! Ворокофу-доно вообще сказал, что шрамы украшают мужчину. Ему так сказал его уважаемый отец, а он воевал в трёх войнах, устанавливал законы Товарища Его Божественного Величества Красного Императора в далёкой Ирландии и уж наверняка знает, что правда, а что – нет.

На следующий день заниматься карате, как хотел Волков, не получилось, зато обучение с винтовками прошло так, как он не то что не хотел, но даже и не предполагал, что такое может быть. Занятия велись по исключительно развёрнутой программе, да ещё и в условиях, приближенных к боевым. Причём настолько приближенных, что и не отличишь.

Не успели бойцы первого батальона второго стрелкового полка 1-й Соединённой стрелковой дивизии имени Советско-Японской Дружбы закончить с борщом – сегодня был день Советской кухни – и перейти к гречневой каше с тушёнкой, как в расположении разорвался первый снаряд. Горнисты затрубили тревогу, и красноармейцы рванулись из-за столов, разбегаясь в разные стороны, точно тараканы от тапка. Командиры надорвали глотки, прежде чем удалось восстановить хоть какое-то подобие дисциплины, после чего батальон наконец занял заранее намеченные районы и узлы сопротивления, готовясь отразить китайскую атаку. Которая не замедлила воспоследовать.

Всеволод оглядел двухэтажный дом, который занимали два отделения его взвода. Постучал кулаком в хлипкие стены, пробил одну из них сильным коротким ударом кулака, зло харкнул, одновременно поминая китайских строителей, их матерей, китайского императора и весь Китай в целом, добавил непонятную даже для тех, кто знал русский язык, фразу: «Что ж они, что дома, что автомобили, что одёжку всегда из дерьма-то лепят?» – и громко приказал:

– Второй этаж не занимать! Стены – сносить к е…м, валите на баррикаду! Командиры отделений, ко мне!

Побежавшие Фрумкин и Танака, тоже только сегодня утром прикрепивший два треугольника в петлицы, получили приказ выделить по три человека на срочную подготовку ровиков-укрытий.

Фанза[121] завалилась с громким треском, подняв клубы жёлтой пыли. Где-то завыли китайцы – решили, должно быть, что это их снаряды дом сломали. «Пусть их, – хмыкнул про себя Волков. – Авось, по нам меньше стрелять будут…» – И поспешил выбирать позиции для пулемётов.