Реваншист. Цвет сакуры – красный - Борис Орлов

А в это время и китайцы, и красные союзники накапливали силы, готовясь к решительной схватке. Из внутренних районов СССР и из Кореи в Маньчжурию подтягивались свежие дивизии, а из внутренних районов Китая туда же брели колонны понурых новобранцев. Но война требовала не только свежего мяса. Она нуждалась в том, что было её кровью, и потому во Владивостоке, Дайрене и Рёдзюне[132] суда выгружали патроны и рис, снаряды и пулемёты, самолёты и сушёные сливы, взрывчатку и квашенную редьку, в Харбин и Мукден нескончаемым потоком шли эшелоны с бензином, бронеавтомобилями, салом, солониной, сапогами и шинелями, а в Кантоне[133] и Шанхае портовые краны, окутанные клубами пара, выхватывали из трюмов угрюмые танки и артиллерийские орудия, и бежали по шатким сходням бесконечные цепочки похожих на муравьёв кули, тащивших на своих плечах ящики с винтовками и консервами, упакованные в корзины бутыли с кислотой и мешки с опием.

И грянуло. Китайцы атаковали по всему фронту, пытаясь численностью компенсировать недостаток военной подготовки и нехватку вооружения. Японцы встали насмерть, но советские части слегка попятились. Особенно тяжёлые бои развернулись в районе города Ляоян, который обороняла 12-я стрелковая Амурская дивизия и четыре полка цириков Монгольской народно-революционной армии. Против них маршал Чжан Сюэлян сосредоточил семь пехотных дивизий разного состава, шесть кавалерийских бригад и почти двести орудий. И хотя по силе, составу и вооружению советская дивизия превосходила три китайских, а кавалерийские бригады «молодого маршала» в регулярных армиях считались бы полками, положение складывалось серьёзное. После недели отчаянных боев комдив Смирнов[134] был вынужден отступить, но 34-й Омский стрелковый полк, кавалерийский эскадрон и сапёрная рота Амурской стрелковой и монгольские части оказались в окружении. Смирнов запросил помощи, и в район Ляояна перебросили 1-ю Соединённую стрелковую дивизию имени Советско-Японской Дружбы.

По единственной улочке маленькой китайской деревушки Сяоянтай повзводно шагал батальон Строева. Впереди второго взвода первой роты печатал шаг новый комвзвод Всеволод Волков. К величайшему изумлению парня, пока дивизия стояла на отдыхе в районе Харбина, его вызвали к комдиву товарищу Миядзаки, где после недолгой беседы с командиром и комиссаром Стародубцевым ошарашенного Волкова поздравили с новым назначением, зачитали приказ о присвоении ему третьей категории[135] и выдали новые петлицы с кубарями, которые здесь почему-то упорно именовали квадратами. Всеволод пытался напомнить, что вообще-то взводом должен командовать человек, окончивший военное училище, или как оно там сейчас называется, но ему ответили, что после войны его обязательно отправят в школу Красных командиров, в самую Москву. Ну или в Токио. Но сейчас, товарищ командир взвода, времени сидеть за партой нет. А потому будете учиться в бою[136].

И вот теперь товарищ комвзвод Волков шагает впереди своего взвода. За плечом автомат Фёдорова, на боку – планшет и кобура с – будь он трижды неладен! – «Наганом», а на плечах – чёртова ответственность за четыре десятка душ!

Новое оружие Всеволоду не нравилось. Категорически! Автомат Фёдорова оказался не слишком-то удобной и довольно-таки тяжёлой дурындой. Нет, понятно, что «дегтярь» весит чуть только не вдвое, ну так он и лупит на километр с гаком. А этот что? Прицельная дальность – пятьсот. И не метров – шагов! А в метрах всего-то четыреста получается. Короче, пистолет-пулемёт, а чего в нём в бою хорошего? Отец как-то, будучи в серьёзном подпитии, рассказал, как его на Балканах снайпер прижал. А у него из оружия – «Стечкин».

– Прикинь, «Стечкина» своего из кобуры минут пять тащил, всё вытащить не мог. А когда вытащил, как посмотрел на него – хера ли с тебя толку, товарищ АПС? – отец махнул ещё одну запотевшую стопку, загрыз хрустким огурцом и грустно усмехнулся: – Ты ж, товарищ мой огнестрельный, даже в самых смелых своих фантазиях и до половины расстояния, что до снайпера, не добьёшь. Он ведь, гнида, может, метрах на восьмистах работает, а я тут… Так что проку от тебя – только застрелиться. В чём никакого смысла не наблюдается: я ж и так кандидат в двухсотые… И вот ведь лежишь и понимаешь, что ты – мишень. Которая и огрызнуться-то толком не может. Это-то, Севка, самое страшное…

В тот раз с отцом всё кончилось хорошо, а не то расти бы юному Волкову сиротой, но после такого рассказа Всеволод изо всех сил отбрыкивался от такого замечательного оружия, как Фёдоровский автомат. Нет, он все понимает: и что это первый настоящий серийный автомат, и что лишняя единица автоматического оружия во взводе лишней не будет, и что приказ есть приказ. Только дайте ему лучше ДП-27, он себя с ним чувствует увереннее. Да и пользы от него в бою точно больше. Ну и что? Покивали, посмеялись, согласились, что творение конструктора Фёдорова далеко от совершенства, и… всучили таки.

Про «Наган» и говорить нечего. Спуск тяжеленный, считай, два кило – как с куста, ход у спуска длинный – самовзвод же. А уж про перезарядку вообще лучше помолчать. Это кто ж такую хрень придумал, чтобы боевое оружие по одному патрону заряжать, а потом ещё и гильзы стреляные по одной выбрасывать?! Видно, крепко товарищ Леон Наган[137] русских офицеров не любил, если такую херню им спроворил! И добро бы ничего другого не было, так ведь есть! Есть! Кидзиро Намбу[138] – хороший человек, хоть и генерал! – разработал ещё в двадцать пятом году классный пистолет. Который потом переделали под маузеровский патрон. Ну который для ТТ[139]. Красавец пистолет! Удобный, «целкий» и в руке, как влитой, лежит. Вот у их комбата такой. И у ротного из третьей роты. Да что там! Даже у интендантов такие есть. А ему этот семизарядный кошмар выдали!