Возраст чувственности - Элизабет Бикон

– Разумеется, я так не считаю. К тому же наш возраст не имеет никакого значения, раз мы остаемся просто знакомыми.

– Хм, едва ли, учитывая, как проходили наши предыдущие встречи и намерение вступить в брак.

– Я не выйду за вас, мистер Уинтерли. Сколько раз мне необходимо повторить, чтобы вы наконец вспомнили о хороших манерах и оставили меня в покое?

– Манеры здесь ни при чем. – Джеймс стал довольно резок, видимо, ей удалось задеть его.

Ровена надеялась, что это заставит его уйти, в противном случае она может не устоять и сдаться, а ей бы не хотелось вновь оказаться в чьей-то власти; кроме того, она намеревалась сдержать данное себе слово.

– Ты не воспринимаешь всерьез грозящую тебе опасность. Человек, который видел нас у окна спальни, способен использовать слухи, чтобы опорочить имя твоей семьи и тебя. Уберечь их от позора возможно одним способом – выйти за меня замуж. Что еще я должен сделать, чтобы тебя убедить?

– А что мне сделать, чтобы вы наконец поняли, что я никогда не выйду замуж, тем более за вас?

Слова прозвучали жестоко, но Ровена осталась сидеть с невозмутимым видом, готовая выслушать все причины, по которым должна стать женой Уинтерли. Он ведь не скажет, что любит ее и хочет всегда быть вместе? Впрочем, и это не заставило бы ее ответить «да».

– То есть в моих объятиях ты не ощущаешь жар во всем теле, сердце не начинает биться сильнее, когда мы оказываемся в одной комнате? Даже не пытайся отрицать, Ровена. Я вижу, что с тобой происходит, несмотря на твои доспехи.

– Вы непредсказуемы, мистер Уинтерли, – только и смогла сказать Ровена в свою защиту.

– Я мужчина, – пожал плечами Джеймс.

– Вот именно. А я не желаю быть рядом с мужчиной. Никто не дал понять, что видел меня той ночью рядом с вами, возможно, никто и не заметил. Вопреки вашим заверениям, никто не покушался на мою жизнь и не пытался преследовать. Нет никакой необходимости устраивать этот фарс со свадьбой.

– У тебя весьма странный способ избавиться от поклонника.

– Вы меня не слушаете, мистер Уинтерли, – произнесла Ровена и встала. – Вы полагаете, если я дочь священника и вдова простого лейтенанта, то подчинюсь и сделаю все, что пожелаете? Разумеется, ведь благородный Уинтерли, в жилах которого течет голубая кровь, уверен, что все и всегда будет так, как он хочет. Не будет, Джеймс. Со мной и моей семьей это не пройдет. Я не позволю вашим друзьям-аристократам насмехаться надо мной и не желаю улыбаться при встрече дамам, которые не раз согревали вашу постель. Я не буду носить дорогую одежду, когда всем и так будет ясно, что я не на своем месте, ни одно платье не скроет этот факт. Люди будут шептаться, называть меня выскочкой, охотницей за лучшей жизнью, сумевшей подловить красавчика Уинтерли, видимо, потому, что он ненароком утратил бдительность рядом с такой заурядной особой. Я вижу причины вашего нежелания отступать лишь в чрезмерной уверенности и стремлении всегда добиваться своего.

– Ты закончила? – холодно спросил он.

– Да, полагаю, да, – заявила Ровена и резко повернулась к нему спиной, чтобы скрыть покрасневшие щеки и беспокойство в глазах.

– Для человека, который относится ко мне с равнодушием, твои речи слишком пылкие.

Ровена попыталась возразить, но слова застряли в горле, на глаза навернулись слезы.

– Я полагал, что мистер и миссис Финч должны были привить своей старшей дочери умение любить.

– Между прочим, Джоанна выходит замуж за простого священника, а она в большей степени женщина, чем я. Кстати, у вас нет шанса к ней посвататься.

– О, только не говорите, что мне придется ждать, когда подрастет Софи или, упаси бог, Эстер. От одной мысли о браке между столь отличными по возрасту людьми мне становится не по себе. Я слишком уважаю твою семью, чтобы думать о чем-то подобном. Это относится и к тебе.

Вот слова, которые она хотела услышать. Об этом она мечтала сегодня утром, проснувшись и поняв, что видела во сне Джеймса Уинтерли. Ему надо отказаться от своей идеи и уйти. Союз их возможен лишь при условии сильной любви, которой между ними нет. По крайней мере, Ровена надеялась, что испытываемые ею чувства к Джеймсу – не любовь.

– Уверен, здесь, в Райн-Хаус, ты будешь в безопасности. Гидеон об этом позаботится и сообщит мне, если вдруг люди начнут шептаться об Уинтерли и дочери Финчей. Тогда тебе придется принять решение либо выйти за меня, либо уехать. Такой вариант подходит для сильной женщины, какой ты себя считаешь?

– Хорошего дня, мистер Уинтерли, – произнесла Ровена, почти не разжимая губ.

– Очень хорошо, миссис Уэстхоуп. Благодарю, – произнес он тоном человека, не вполне уверенного, что подобное возможно, затем развернулся на каблуках и оставил наконец Ровену в полном одиночестве.

Закончился октябрь, лихо пробежали две недели ноября, приближая скорое окончание года. Джеймс Уинтерли покинул Райн-Хаус и перебрался в Брекли. Совсем скоро должно состояться венчание Джоанны и мистера Гринвуда в церкви Кинге-Райн. Прошел уже месяц со злополучного падения Эстер, когда Ровена впервые посмотрела в зеленые глаза «византийского принца». Месяц с того вечера, когда жаркие поцелуи Джеймса Уинтерли разрушили ее уверенность в правильности принятых решений. Воспоминания о той вспышке страсти лишали ее сна по ночам. В какой-то момент она даже подумывала отказаться от предложенной Калли и Гидеоном работы. К счастью, теперь их с Джеймсом разделяли десять миль лесов и полей, но, как оказалось, расстояния было недостаточно, чтобы выбросить из головы мысли об этом ужасном человеке.

Ровену примиряло с действительностью лишь счастливое лицо и радостный взгляд Калли, благодарной ей за работу. Переписав каждый листок старых рукописей, Ровена начала записывать под диктовку продолжение нового романа. Таким образом, она становилась первым читателем произведения, а от такой привилегии трудно отказаться. Ровена была увлечена тем, как развиваются события и раскрываются характеры героев, повествование Калли становилось все занимательнее. Кроме того, она с не меньшим интересом наблюдала, как Калли вживается в образ супруги наследника поместья и леди Лафрен. Ежедневно приходилось прилагать немало усилий, чтобы большое хозяйство работало как хорошо отлаженный механизм и жизнь продолжалась согласно десятилетия назад принятым правилам. Как дочь священника, Ровена привыкла видеть родителей постоянно занятыми, однако масштаб их деятельности был совсем иным. Нельзя ожидать от Калли, что она справилась бы одна со всеми делами, разрываясь между поддержанием порядка и творчеством, даже если бы не носила ребенка наследника поместья.

– Мне бы очень не хотелось оставлять творчество, – призналась Калли, погладив живот, чтобы успокоить толкавшегося малыша. – Хотя Гидеон теперь со мной, да и хозяйственные дела отнимают много времени. Если бы не ты, дорогая Ровена, я бы не справилась. Однако, если ты будешь продолжать терять вес и выглядеть такой усталой и бледной, боюсь, мне придется отказаться от написания нового романа.