Первые бои добровольческой армии - Сергей Владимирович Волков

разоружить солдат русские офицеры, которые пробрались на Дон. Этим было положено начало создания Добровольческой армии. Поездки на Дон были связаны с большой опасностью – железные дороги и пароходы были забиты бегущими с фронта солдатами, враждебно настроенными к офицерам.

С разоружением пехотных полков новочеркассцы впервые осознали существование силы, которая способна противостоять разлагающему влиянию революции. Это была первая проба сил Добровольческой армии, которую возглавил генерал М.В. Алексеев. Донское правительство, особенно господа Харламов, Мельников, Уланов, Елатонцев и др., не давали права генералам Алексееву и Корнилову объявить открыто о формировании Добровольческой армии на Дону и препятствовали мобилизации русских офицеров, которые стекались на Дон со всей России.

А положение становилось критическим. В Ростов прибыло военное судно «Колхида». Его матросы вместе с местными большевиками подняли восстание. Каледин послал юнкеров на его усмирение. Помогли также и старики казаки. Восстание было подавлено, но появились первые серьезные потери добровольцев. Я помню раненых, которых привозили в лазарет Новочеркасска.

30 ноября есаул Василий Чернецов начал формировать партизанский отряд. На немецком фронте Чернецов был командиром партизанского отряда числом до 1500 человек. Своими вылазками он причинял большой вред немецкой армии. Немецкое командование объявило даже в ту пору о выдаче за голову Чернецова 500 000 марок.

На Дону все явственнее обнажалась новая беда – вражда внутри казачьих полков. Расквартированные в Донецком округе полки подняли мятеж, присоединились к красным бандитам и напали на Чернецовский отряд. Часть полков, после этого ужасного преступления против своих же братьев-казаков, разъехалась по домам, бросив артиллерию и разграбив полковые деньги. Поползли слухи, что и в Усть-Медведицком округе вернувшиеся с фронта казаки в союзе с красноармейцами учинили полный разгром железной дороги на участке Царицын – Серебряково, лишив ближайшие районы Донского войска в подвозе продуктов.

И только после всего этого правительство Дона дало свое согласие на формирование частей для защиты Дона, о чем атаман Каледин объявил приказом по Войску Донскому. Отряд Чернецова начал действовать без промедления. В его составе были в основном учащиеся средних учебных заведений. Появились и другие отряды, составленные в основном из молодежи. На всю Область Войска Донского это были лишь малые песчинки защитников Дона. Профессиональные военные – кадровые офицеры – еще не примкнули к партизанским отрядам и чего-то ждали. Мы, подростки, знали, что в ноябре 1917 года было до 3000 офицеров в Новочеркасске, а в Ростове – до 5000.

Многие из них за свое легкомыслие поплатились жизнью.

Разгул большевизма принимал все более угрожающие размеры. В начале декабря я пошел в военное училище (центр записи в партизанские отряды) записаться в Чернецовский отряд. На меня посмотрел офицер и сказал: «Тебе, хлопчик, наверное, и десяти лет еще не исполнилось?» Я был ростом 4 фута и 6 дюймов и самым маленьким в гимназии. Другой малыш – Ваня Сергеев был на полдюйма выше меня. В отряд меня, конечно, не приняли. Но тут я проявил настойчивость и пришел вновь. Через некоторое время меня приняли! И я приступил к занятиям. Офицер объяснял нам – молодым добровольцам, – как надо орудовать винтовкой.

В 12 часов, когда нас повели на обед, нам объявили, что начальник училища скажет что-то важное. В юнкерской столовой была удивительная чистота и тишина. Столы были накрыты белыми скатертями. Для каждого приготовлен отдельный прибор. Аккуратно разложены салфетки. Было впечатление, будто мы вновь попали в мирное время, а не в столовую боевой части. Мы выстроились у столов. Раздалась команда «Смирно!», и вошел начальник военного училища генерал Попов. Речь его была короткая и посвящалась тому, как мы должны себя вести. В ней не было ни единого слова, призывающего к боевым действиям, – как будто нас (малышей) пригласили на светский обед. А обед действительно был вкусен и разнообразен.

После обеда нас разделили на группы и распределили в разные места. Моя группа из 24 человек была направлена в предместье Новочеркасска – Хотунок. Нас разместили в бараках, откуда накануне были высланы «домой» большевистски настроенные солдаты. Ночь выдалась очень темной, и освещения в районе бараков не было. Меня с приятелем поставили часовыми – охранять сон наших воинов.

Около полуночи наше внимание привлек какой-то подозрительный шум. Он то стихал, то раздавался вновь. Нам слышалось тяжкое дыхание притаившегося врага, его возня была уже совсем близко от бараков. Нервы наши не выдержали, и для храбрости мы выстрелили. Из бараков выскочили с винтовками наши боевые друзья, готовые немедленно занять оборону. «Что случилось?» – спрашивали нас. После нашего объяснения начались поиски «врага». И вот свет многочисленных фонариков высветил мирно пасущуюся невдалеке от бараков корову.

Через два дня наш взвод послали в Александро-Грушевск для соединения с активно действующим отрядом. В этом районе, а особенно в городе Шахты, нам приходилось быть очень осторожными, так как большинство шахтеров было настроено пробольшевистски. Регулярной армии у большевиков не было – дезертиры, приходящие с фронта, образовывали банды и под лозунгом «Грабь награбленное!» творили вокруг самые невероятные мерзости в отношении русских людей – офицеров, интеллигенции и других представителей культурного слоя российского общества. Эти банды действовали разрозненно и были трусливы, но они непрерывно множились – отток солдат с фронта продолжался, и дезертиров уже не могли сдержать верные России воинские части. Положение становилось день ото дня все хуже.

К июлю дезертиров задерживали уже только казаки, так как и кавалерия была расшатана губительными декретами Временного правительства, уничтожавшими основу армейской спайки – дисциплину. По сведениям генерала Денисова, столь неблагодарным делом занимались 39 казачьих полков, снятых с боевых позиций.

Следует напомнить и о том, что в самих казачьих частях положение было напряженное. За период войны большинство старых строевых офицеров погибло, и офицерское пополнение набиралось из наскоро обученных прапорщиков – бывших учителей-народников, докторов и других людей, гораздо более пригодных к работе в тылу. Эти лица, мышление которых в большинстве случаев было далеко от армейской дисциплины, вносили дополнительное разрушение в армии. Немалое число из них вошло в так называемые полковые комитеты.

Весьма неопределенной в то время была и позиция Донского правительства. Прямого сочувствия большевикам не наблюдалось, однако в действиях его чувствовалась способность к компромиссам с большевиками. Левые группировки правительства умело использовали фигуру М.П. Богаевского – помощника атамана. Разложение в рядах правительства привело к самоубийству генерала Каледина. К примеру, именно правительство не допустило своевременную мобилизацию офицеров и казаков на Дону, чем были упущены благоприятные возможности для борьбы с большевиками. А ведь только в Ростове и Новочеркасске было более 10 000 кадровых военных! Крайне плохо проходил