Удивительные истории о любви - Андрей Гуртовенко

часа, а потом, быстро пробежав по другим залам, опять вернулись к ней. И следующим днем зашли еще раз. Краем уха слушая слова деда о запечатленном Рафаэлем образе материнской души, я, тогда тринадцатилетний мальчишка, разглядел в ее глазах то, что ищет каждый мужчина в глазах своей избранницы.

Мадонна в синем платье и простеньких балетках, сбежавшая с живописного холста, стояла совсем близко – на расстоянии вытянутой руки. Темные волосы, разделенные на прямой ряд и собранные на шее в пышный хвост, играли на солнце красноватыми бликами. Желание дотронуться до шелковистых прядей, упругими змейками сползающих по спине, не оставляло меня все школьные годы. Я сидел позади нее и часами любовался нежной ложбинкой на тонкой шее с выбившимися из-под заколки каштановыми колечками. Репродукцию «Сикстинской Мадонны» – самую огромную, из тех, что оказались в магазине канцтоваров, полтора на два метра, почти как оригинал, – я повесил у себя в комнате, но не над столом, а напротив кровати. Дед, проникнувшись моим чувством к живописи, одел ее в золоченый багет. Несколько лет я засыпал и просыпался, видя перед собой подернутые печалью глаза Сони. В мечтах я бесконечно долго целовал ее пухлые детские губы и сотни раз признавался в любви, но мысль предложить встречаться даже не посещала мой воспаленный любовью мозг. Я догадывался, что все парни в классе тайно влюблены в нее, но никто не говорил об этом. Видели они в ней тоже Мадонну или просто красивую девочку с грустными глазами, я так и не узнал.

Соня отличалась от остальных девчонок, но не экстравагантностью нарядов, не ультрамодными прическами – вьющиеся пряди роскошных волос она собирала заколкой либо в хвост, либо в узел на затылке – в ней не было кокетства с налетом высокомерия, что обычно присущ первым красавицам класса. Подруг у Сони не было, во всяком случае, школьных. Держалась она со всеми приветливо, как и подобает королеве, никого не выделяя, пока не появился Кира Новак.

Выше меня на полголовы, гибкий и стройный, с гладкими, как у девушек, щеками (не знаю, брился ли он?). Светлые до плеч волосы носил забранными в хвостик «мистер Бун». Лояльность директрисы к внешнему виду учеников позволяла нам такие вольности. Улыбчивый и общительный математический гений во всем был выше меня, и я смирился с этим.

Материнские педагогические эксперименты со скрипкой, французским, бальными танцами и фигурным катанием чуть не сделали меня изгоем двора, если бы не покровительство олигофрена Сережи. Под его защитой все дворовые разборки меня не коснулись, а в гимназии споры кулаками не решали – ценился интеллект, но после знаменитой драки в душевой, когда все безоговорочно признали первенство Киры, вернее, согласились с выбором Сони, я пожалел, что никогда не дрался.

То ли друзья, то ли влюбленные, они никогда не расставались. Класса не сторонились, но держались особняком. В женских блузках Кира больше не появлялся. Его заявление о трансгендерстве вскоре забыли, посчитав банальным выпендрежем.

После школы мы ни разу не встречались. Я не стал монахом и, даже был весьма популярен среди девушек нашего факультета, но ни с одной из них не испытывал той робости, что перед Соней.

* * *

Она ждала его на набережной Фонтанки у БДТ. Кира опаздывал, что было непривычным, но, главное, не отвечал на ее звонки, а это уже встревожило всерьез – такого просто не могло быть. Премьера «Грозы» началась без них. Киры не было и дома. Прождав его до полуночи, она позвонила в Бюро несчастных случаев. Ни в одну из больниц города он не поступал, а под утро в колонке криминальной хроники «Nevatoday» Соня нашла сообщение о мужском трупе «приблизительно двадцати лет», обнаруженном в сквере почти рядом с их домом. Потом она весь день искала его по моргам и опознала в лилово-черном от кровоподтеков, избитом, переломанном теле с размозженным лицом. Били, похоже, армейскими берцами. И не только ими… На глазах у прохожих. Полицию кто-то вызвал, но не сразу, поэтому и скорая безнадежно опоздала. Следователь допросил Соню, но Киру ей не выдали из-за гендерно-бюрократических неувязок. Плохо соображающая от горя Соня предъявляла работникам морга паспорт, выписанный на Киру Новак, но в нем был указан женский пол, а труп на каталке под грязной простыней принадлежал мужчине со всеми удостоверяющими первичными половыми признаками.

Переговоры с начальником Бюро ни к чему не привели.

– Паспорт женский! А труп мужской, – кричал судмедэксперт на беременную Соню, – а если вы его кремируете? А это окажется не он? Меня же потом затаскают. Нет, не могу! Труп числится в неопознанных. И почему я должен вам верить? Только с санкции прокурора. Или несите заключение из ЗАГСа о смене пола.

Справку из ЗАГСа получить тоже не удалось: незарегистрированный брак встал на пути признания ее родства. Дама в отделе регистрации актов гражданского состояния захлопнула окошко перед зареванной Соней:

– Живот, милочка, еще не доказательство.

В прокуратуру идти было бессмысленно. Следователь отложил идентификацию личности до понедельника. До приезда настоящих родственников – его отца. Проблемы с идентификацией преследовали Киру и после смерти.

В «Кофе Хауз» на Невском я заставил Соню выпить чашку горячего шоколада – «ради твоих двойняшек». Она нуждалась в поддержке, и не только моральной. Родители давно прекратили общение с дочерью, выставив ультимативное: «Не позорь нас. Или мы, или оно». Как – без хирургического вмешательства – Кире удалось получить паспорт с измененным полом, Соня не знала. Только прерывисто вздохнула:

– Как-то достал справку. Мы хотели детей, поэтому от пластики и гормональной терапии Кира отказался. Отложил операцию на потом.

– А как же ты? Ну, потом…?

Она подняла на меня непросохшие от слез шоколадные глаза в пол-лица:

– Человека ведь любишь за его душу. Разве нет?

– Ну-у, где-то ты права, – смутился я, чувствуя, как детское томление по любви перерождается в нечто большее. Заснувшее чувство всколыхнулось и стремительно разрасталось.

– В июне мы с Кирой прошли собеседование в австралийском посольстве, – продолжала Соня, – ему предложили работу в консалтинговой компании. Он уже и контракт подписал. Вызова ждали со дня на день.

– А почему так далеко?

– Там узаконили права третьего пола. В паспорте можно указать неопределенный пол и операцию не потребуют. А здесь – масса унизительных обследований, заключения психиатра, по которым Кира считался больным. Вот скажи, в чем его психическая ненормальность?! То, что был не таким, как все? А ты знаешь, что в будущем понятие пола совсем исчезнет? Знаешь, что игрек-хромосома постоянно уменьшается? – Она судорожно всхлипнула и добавила: – Оставаться здесь