Единственная - Ольга Гусейнова

Наконец я опомнилась и кинулась было прочь, но за спиной раздался свист рассекаемого воздуха, а следом затылок обожгло болью. Повезло, что бумеранг достал меня по касательной, а то валялась бы тут без сознания. А так, упав, привычно пропахала землю многострадальными коленками и ладонями.

Заныв от боли, я поднялась на четвереньки, но в следующий момент меня больно вздернули вверх, вынудив встать. Глотая слезы страха и кривясь от боли, я смотрела на двоих дикарей, а они молча пялились на меня, как на неведому зверушку. Вокруг нас собиралась внушительная толпа остальных охотников. Похоже, на сегодня я – главное развлечение для них! Ах да, на пару с подбитым шейком.

Дальше меня вели под конвоем. Периодически я ловила на себе изучающие взгляды аборигенов. Кажется, их интересовало все до мелочей: мои голубая майка и темные шорты, замызганные после лесных похождений, короткие ботинки на толстой подошве. А главное, они со странной смесью восторга и опаски разглядывали мои золотистые волосы.

Спустя час напряженного пути впереди показался частокол. Встречали нас всем «селом». Жаль, без каравая с солью. И без водки. Я бы точно хлебнула для храбрости. А может, и напоследок.

Бегло осмотрев деревню, я подумала, что ждать большого прогресса в развитии полярников естественным путем ранты будут долго. Нет, очень-очень долго. А вот мне подвернулась «удача» воочию увидеть истоки или зарождение первой цивилизации полярников.

За частоколом жмутся друг к другу десятка три даже не хибар, а жалких лачуг, сооруженных при помощи деревянных жердей-опор, накрытых чем-то похожим на бамбук и солому. Возле каждой вьется дымок костра, суетятся женщины и носятся ребятишки. Полярницы щеголяют в коротких кожаных сарафанчиках, в той или иной мере поношенных, с трудом прикрывающих весьма скромные бюсты широкими лямками. И все. Другой одежды на женщинах не заметила. Малыши и вовсе бегают голяком. Зато крепкие, жилистые шеи взрослого населения, причем как женские, так и мужские, украшает множество цветных бус. Ну хоть какое-то разнообразие.

Женщины оказались не менее коренастыми и рослыми, чем мужчины. Такими же лохматыми, но при этом чистыми, во всяком случае запаха застарелого пота не уловила. Среди темноволосых полярников кое-где мелькнули более светлые головы, но не более. Худенькая невысокая землянка здесь бы не пользовалась успехом. Поскольку я пару раз приняла женщину, стоявшую ко мне спиной, за мужчину, пока та не повернулась лицом, предъявив лямки и огромный живот, подтвердившие пол.

Количество беременных полярниц зашкаливает. Кажется, они поголовно ожидают прибавления семейства, разве что совсем маленькие девочки не обременены вынашиванием потомства. Мне, современной землянке, девушки-подростки с приличными животами в диковинку. Доведись остаться здесь, на этой планете, я не знаю, смогла бы жить в столь диких условиях.

Вся эта толпа совсем молодых женщин, детишек, беззубых старух и стариков, взрослых и мужчин, завидев нас, с азартом устремилась навстречу, образовав вдоль нашей процессии живой, галдящий, любопытствующий коридор. Чем не торжественная встреча инопланетянки? Даже вспомнились строчки из стихотворения, давным-давно написанного Лермонтовым: «Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно».[1] Да, одно дело читать о дикарях и смотреть фильмы, другое – попасть непосредственно к ним под грозным конвоем.

Как ни удивительно, нечистотами не воняло, только с дальнего угла деревни порывом ветра едва-едва доносился характерный запашок. И то, судя по звукам, там, скорее всего, держат домашних животных. С другой стороны, откуда здесь биотуалетам и утилизаторам взяться, которыми мы пользовались, проживая в полевых условиях на не населенных, но пригодных для жизни планетах. Зато над деревней витает странный аромат, от которого, как от игристого вина, бурлит кровь и слегка кружится голова, заставляя забыть об опасениях. Что это здесь, интересно, такое пахучее варят?

Лица жителей деревни были такого же фенотипа, как у пленивших меня охотников: сплошь губастые; с плоскими носами с выпирающими крыльями и без переносицы; с густыми бровями и очень низко растущими волосами, почти полностью скрывающими лоб. Цвет глаз варьировался от бледно-желтого до светло-карего, с золотистыми крапинками и зрачком, как у землян. И все это золотоглазое сообщество пристально рассматривало меня, словно еще и под кожу хотело заглянуть.

Идти сквозь толпу было жутко, внутри все неприятно дрожало, но я заставляла себя держать спину прямо и не показывать, что боюсь до паники. Как ни странно, грозный конвой даже радовал – вооруженные охотники заслоняли меня от горящих нездоровым любопытством глаз толпы, не смевшей подступить ближе чем на метр. Хотя, вероятнее всего, защищали не только меня, но и трофей – огромного паука-шейка, на которого успела насмотреться по дороге. И до сих пор с содроганием думала, что могла шейкам достаться на ужин, если бы один из них сам не оказался добычей.

Я передернулась от страха и крепче сжала кулаки, разглядывая невообразимо примитивное и, что гораздо важнее, непредсказуемое окружение. К подобному сказочно-историческому реалу, сколько ни изучай перед экспедицией учебники и инструкции, все равно невозможно подготовиться и предусмотреть хотя бы половину. Но я шла и по резким обрывкам фраз пыталась запомнить, выявить, объединить языковые формы полярников, рантов и землян. Сейчас это жизненно необходимо.

Мы пересекли жилую зону первобытной деревни и подошли к огромному кострищу, вокруг которого была небольшая вытоптанная площадка. За ней начинались джунгли, слева метались трое недокошек, привязанных к вбитым в землю столбикам. Такие же, как те, с которыми охотились наши конвоиры, – похожие на мануков, но более мелкие и с коричневым мехом. Странное дело: зверюги носились вокруг столбиков, но веревки почему-то не грызли. Рядом с ними маялся привязанный голый бедняга с кровавыми коростами от веревки на шее. Глядя на обнаженного пленника, я убедилась, что эта раса тоже походит на землян и, возможно, совместима.

Я перевела взгляд с несчастного на непонятного назначения сооружение справа от площади: метрах в ста от нас блестел узкий, почему-то черный ров или канал с водой, полосой метра в два-три окружающий островок со связанной из бамбука пустой клеткой в центре. Любопытно. Только подумала о том, что здесь, наверное, разводят водоплавающую птицу, как над водой пролетела какая-то мелкая живность. Если бы в тот момент моргнула, то даже не поняла бы, что произошло: темные воды без единого всплеска раздались в стороны, выпустив наружу гладкое, черное, блестящее тело огромного змея. А может, червя? Предполагать можно что угодно. По-моему, вылезал жуткий монстр с огромной пастью и длинным телом. Хвоста я не видела. И вот, когда монстр сожрал «птичку» и нырнул обратно, вода как-то нехотя сомкнулась над ним. Словно и не вода там, а какая-то густая маслянистая жидкость.

Умереть от страха я не успела только из-за внезапно начавшегося гвалта. Народ от мала до велика оглушительно закричал, засвистел, а из лачуги неподалеку вышел мужчина – высокий, плечистый, мускулистый, с прямой осанкой. Он разительно отличался от толпы и гордо ступал, как золотоволосый небожитель, попирая грешную землю босыми ногами. Все в нем – и высокомерно задранный подбородок, и надменное выражение лица – выдавало весьма важную, облеченную властью фигуру. Вождя. Если бы не одно «но». Король дикарей был голым! Совсем! Даже без бус. Его единственным украшением, или одеждой, были длинные, до пояса, пшеничные волосы, сбегавшие волной по отливающей золотом смуглой, гладкой коже.