Единственная - Ольга Гусейнова

Надо полагать, это означало: «Лизни меня – и будешь главной».

Абсурдное, пошлое и омерзительное предложение разозлило меня и тем самым вывело из оцепенения. Лизнуть? Вот Это? Бе-е-е… Несмотря на разгоряченное гадской похотью тело, разумом я категорически отвергла этого вонючего козла, содрогнувшись от отвращения. Вот ведь дрянь, которую каким-то образом испускает вождь туземцев, – заставляет раздваиваться тело и сознание. Зато его соплеменники, услышав призыв, наперебой рванули к нему, чтобы действительно лизнуть, и не только…

Меня чуть не затоптали и, к счастью, которому я не препятствовала, отодвинули от мощнейшего источника афродизиака и феромонов во плоти. Но источник гневно расчистил себе путь и погладил меня по голове. Его движение усилило аромат, живот скрутило от желания, а нос сам по себе тянулся к оглушающе, одуряюще пахнувшему мужчине – сиявшему, казавшемуся потрясающе, бесконечно прекрасным. Но почему-то именно в этот, самый тяжелый момент, когда отвратительная реальность мешалась с еще более кошмарными навязанными иллюзиями, в моих мыслях возник образ моего ранта.

Я прикрыла глаза, обняв себя, и вспоминала, каким видела Джара в разных ситуациях. Вот он в черном дрифте на станции – огромный, подавляющий, несущий смерть… Вот мы в капсуле, и экран шлема подсвечивает его твердый подбородок… Я сижу на нем в капсуле после приземления, ощущая мощь его тела и с трепетом рассматривая… Инопланетянин, спасший мне жизнь, рискнувший при этом своей. Ради незнакомки, ради инопланетянки. Вспомнила каждый взгляд Джара, который сотни раз ловила на себе, ненавязчивую заботу и мягкость. Жестокость, когда он расправился со зверем, пытавшимся нас убить. Нежность и ласку, с которой выхаживал меня после.

Картинки вспышками мелькали перед глазами, а сознание затопило чувство: я люблю. Впервые в жизни по-настоящему люблю. Не за спасенную жизнь, а таким, каким узнала за неделю пребывания здесь в ожидании эвакуации. Похоть буквально сжирала мое тело, но здесь не было того, к кому она могла быть обращена. А вот потеря любви, исподволь поселившейся в сердце, любви, которую только сейчас осознала, вырвала из моей глотки утробный стон разочарования и боли.

Моя голова дернулась от сильной пощечины. Я распахнула глаза и с трудом сфокусировалась на голом вожде, стоявшем напротив и сверлящем меня злым взглядом, но при этом, кажется, потрясенным. Он ударил меня до звона в ушах, до звездочек в глазах. Неужели удивлен, что я не валяюсь у его ног, как остальные подданные? Я первая устояла против вонючих «чар»? Чертов герой-любовник местного розлива!

Нервы не выдержали. Я рассмеялась ему в лицо, как последняя истеричка хохотала, заливаясь слезами. Меня душил страх, мучила боль, скручивавшая с трудом контролируемое, непослушное тело, терзавшая душу. Как же все быстро происходит: только успею поверить в хорошие перемены – в жизни вновь наступают черные времена. Почему у меня все забирают, уничтожают?

Новая хлесткая пощечина-удар, от которой я упала. Ладони, и так саднившие, буквально загорелись. Перед глазами мелькали сплетенные в горячке навязанной похоти тела, тела разумных существ, забывшихся под воздействием своего властелина. Нет, нет, нет… не надо больше смотреть! Мне плохо, стыдно быть невольным участником происходящего в племени безобразия. Невыносимо противно находиться в самом центре, где чужие касаются меня грязными руками, бьют, причиняя еще и душевную боль. Меня нещадно тошнило от запаха, повисшего над деревней удушливым облаком. Но при этом, в отличие от аборигенов, я понимала, с чем связано массовое дикое, плохо переносимое желание, и сопротивлялась изо всех сил.

В конце концов, я цивилизованный человек, а менталитет, воспитание, культуру и другие ценности одними феромонами и афродизиаками не перебьешь, не заглушишь. Для этого нужно что-то другое!

Тяжело оттолкнувшись от земли, я села и осторожно отряхнула пыль с кровоточащих ладоней. Потихоньку встала и громко заявила, отчаянно мотая головой и выставив перед собой ладони:

– Я тебя не хочу!

Золотой вождь понял – скрипнул зубами, подрастеряв свой пафос и непоколебимую уверенность. Показалось, что еще и вздрогнул. Затем коротко стрельнул блестящими глазами по сторонам, проверяя, много ли народа меня слышало, и опять разразился торжественной речью. Нетрудно догадаться, что выражал нелестное мнение обо мне. Последнее слово рыкнул гневно: «Гокху!» – и жестом указал на остров.

Повинуясь приказу властителя, один из конвоиров побежал к черному водоему. Поднял длинный шест, насадил на него приличный кусок мяса и потревожил воду в нескольких метрах от себя. Всего секунда – и в воздух взметнулась огромная, черная туша змея. Чудовище, обвив шест, сломало его в щепки, а мясо заглотило. Я вздрогнула от этого показательного представления, а золотой гад мстительно усмехнулся, заметив насколько я ужаснулась.

Постоял еще в ожидании, а до меня сквозь туман, застилающий разум, дошло, что он все еще надеется: я сломаюсь и буду умолять о пощаде, вернее, брошусь его облизывать. Иначе зачем было показывать, что со мной может сделать чудовище. Меня трясло от похоти и страха, но, смерив сначала взглядом вождя, а потом посмотрев на многообещающие круги на черной воде, решила: лучше отмучиться один раз, чем долго и много.

Наверное, на моем лице было написано: «Стойкий оловянный солдатик», – вождь прочитал и проревел приказ увести. И меня, толкнув в спину, словно скот, погнали к острову. За что меня с такой маниакальной настойчивостью преследует смерть?

К водоему я шла, с трудом переставляя ноги, затем и вовсе, затаив дыхание, напряженно ждала, когда спустят крепкий мост, который даже сверху был защищен лианами от змея. Я все опасалась, что до утра ждать не станут и скинут в воду прямо сейчас. Но, видимо, Арш знал об аборигенах больше, раз назвал их затейниками: удовольствие они предпочитают растягивать.

Стоило за спиной закрыться дверям, я устало оглядела периметр клетки, опустилась на колени и со стоном скрючилась от боли. С полчаса я тихонько рыдала, шепотом поминала черта и насылала всевозможные беды на голову вождя, когда накатывала очередная мучительная волна навязанного желания.

Багровый свет звезды довольно быстро поблек, и закат плавно перешел в сумерки. На площади развели костер. В небо устремлялись красные искры пламени, а вакханалия продолжалась. Правда, в ней участвовало взрослое население, беременные туземки, забрав детей, еще в начале моего «соблазнения» ушли. Бывшие конвоиры дрожали не меньше меня, но сохраняли разум, видимо, маски из мокрой травы на лицах частично защищали их от воздействия. И они по-прежнему несли охрану и следили за происходящим.

Из убийственного транса – смеси боли и возбуждения – меня отвлек шелест за спиной. Чуть разогнувшись, я обернулась – и захлебнулась криком: рядом со мной, опираясь на хвост, плавно покачивался здоровый червь. На влажной черной шкуре зависшего надо мной чудовища поблескивали отсветы костра. Оно явно собиралось меня сожрать, не дожидаясь публичной казни. Судя по размеру, этот змей – детеныш гиганта, вылезавшего из пруда в первый раз. Из-за более мелкого размера он проник в клетку сквозь прутья.